Его глаза были прищурены от дождя. Черные волосы упали на лоб. Широкий рот с крепко сжатыми губами придавал лицу суровое выражение – как будто нужны были другие губы, чтобы сделать его теплым и мягким.
– Если ты не хочешь говорить со мной, выслушай меня, пожалуйста, – его скулы чуть побелели. – Пожалуйста.
Перис наклонила голову и ничего не ответила. В тишине она почувствовала движение Тобиаса и услышала его шаги на ступенях.
– Спасибо, – сказал он и подождал, пока она снова не подняла голову. – Обещаю, ты не пожалеешь об этом.
– Хотела бы я тебе верить, – смирившаяся, смущенная, с каким-то непонятным желанием внутри, которое она не намеревалась понимать, Перис открыла дверь и прошла в коридор.
Свет не пробивался из-под двери Мэри – пожилой женщины, жившей на первом этаже, – так же, как и из-под остальных дверей, мимо которых проходила Перис, поднимаясь по лестнице.
Тобиас шел сразу за ней.
Все, кроме Липса и его жены, еще находились в «Голубой двери» и вернутся еще не скоро. Вормвуд – полагали, что у него есть какой-то тайный приятель-мужчина – мог и вообще не прийти.
Перис неуверенно остановилась у своей двери, и Тобиас сам распахнул ее.
– Прежде чем мы двинемся дальше, – сказал он, проследовав за Перис внутрь и закрывая дверь, пока она включала свет, – я должен попросить прощения за то, что так разговаривал с тобой в прошлый раз.
– Ты хочешь сказать, что просишь прощения за то, что говорил со мной о тех вещах, которые заставлял делать мою сестру? – В ее голосе снова зазвучал холод.
Тобиас, не мигая, смотрел на нее.
– Твой… Тот, с кем ты живешь, дома?
Она скинула туфли.
– Я ни с кем не живу. Он живет в моем доме. У него две комнаты, которыми я не пользуюсь, и сейчас его нет.
Он быстро отвернулся, но она успела заметить едва уловимую улыбку.
Известие о том, что она не «живет» с мужчиной, обрадовало его. Почему, черт побери? Внутренний голос предостерег:
– Ты никогда не носила туфли, когда была ребенком.
Не сказав ни слова, Перис направилась к креслу-качалке. Она взглянула на верстак, на полки с инструментами под ним. Работа поможет ей не думать.
– А вот это ты всегда делала. Не замечала меня.
– Ты не разговаривал со мной, – сказала она, наклонив голову, чтобы взглянуть на него. – У тебя в мыслях Синтия.
Он прошел мимо нее и встал около окна.
– Ладно.
– Синтия не живет здесь.
– Я и не предполагал этого.
– Разве? Ты же знаешь, что она так же, как и я, владеет этой квартирой.
– Как и ты? Да. Эмма отдала ее вам обеим. Никогда не понимал, почему, раз Синтия ей не родня.
– Синтия моя сестра. Дочь моего отца.
– Но не родная.
Она оттолкнулась от пола кончиками пальцев и стара раскачиваться. Вряд ли можно винить его за это непонимание. Ей нужно было заботиться о Синтии – когда позволялось.
– Папа удочерил Синтию, когда женился на Верил. Поэтому мы сестры, насколько я понимаю. Она моя единственная сестра, и я забочусь о ней. – Эмма не хотела, чтобы имя Синтии фигурировало в сделке с квартирой. Перис настояла на этом, и до сих пор радовалась, что ее бабушка в конце концов согласилась.
– Я уже говорил тебе, Синтия не имеет никакого отношения к моему визиту.
Конечно, он пришел просить ее притвориться, что они любовники!
– Надеюсь, твое предложение было просто шуткой. Так должно было быть.
– Мне бы хотелось помочь тебе разобраться с этими подделками.
– Я сама отлично справляюсь.
Неужели он считает, что она купиться на его притворное участие?
– Ты совсем не справляешься. Ты идешь ко дну.
Перис вскочила на ноги.
– Не рассказывай мне, что я делаю. Или чего не делаю. У тебя есть десять секунд. Потом ты уйдешь. Мне надо работать.
Он рассматривал ее гораздо дольше десяти секунд.
– Тебе действительно тяжело сейчас. И твои друзья – какими бы милыми они ни были – не могут помочь. Так?
Пустое кресло продолжало качаться. Перис наклонилась остановить его.
Когда она выпрямилась, он уже подошел ближе – так близко, что она заметила темную щетину на его подбородке.
– Они заботятся обо мне. Это помогает, – она сглотнула так громко, что они оба услышали.
Он задержал взгяд на ее горле.
Что-то неуловимое появилось в воздухе. Перис стояла очень тихо, как будто напряжение, возникшее между ними, было подобно острому лезвию, приставленному к коже, – одно движение и порежешься.
Тобиас перевел взгляд на ее губы, на глаза, затем на пульсирующую жилку на шее. Она раньше представляла, как он целует ее туда – и сейчас представила снова.
Она тихо выдохнула и наклонила голову. Снова сознание вины, сильнее, чем раньше.
– И так ты всегда делала.
Перис закрыла глаза.
– И так тоже.
– Как?
– Прятала лицо и закрывала глаза, когда хотела скрыться отчего-нибудь.
– Ты не знаешь, что я чувствую. Никогда не знал. Да и зачем было? Для тебя это ничего не значило.
– Ты хотела, чтобы это что-то значило для меня?
– Нет! – Она не смотрела на него. – Будь ты проклят, Тобиас. Твое самомнение было огромным, даже когда ты был отвратительным маленьким мальчишкой, и с тех пор оно только выросло.
– Теперь я отвратительный мужчина?
– Ты сам это сказал.
Он ухмыльнулся, неожиданно и заразительно.
– Помнишь, как ты ущипнула Найджела, так сильно, что он заплакал?
Перис не смогла сдержать улыбки.
– Он ударил ногой одну из собак Попса.
– Найджел так и не простил тебя.
Она хихикнула.
– Я знаю. Как он?
Улыбка чуть погасла.
– Все старается вырасти. Но он в норме. Надеюсь.
Найджел Квинн был не тот человек, который интересовал Перис.
– Что ж, хорошо, – сказала она и отошла к окну поглядеть на темные скаты крыш на фоне неба, которое посветлеет только через несколько часов.
– Ты помнишь моего папу? – спросил Тобиас.
