бухгалтерской книге. От руки. Никакого зафиксированного имени или адреса.
– Так все и было?
Она кивнула.
– Я устала.
– Я знаю.
Он снял с нее очки и положил на подоконник. Она не остановила его.
– Я собираюсь помочь тебе, Перис. И не позволю тебе отказаться.
Она покачала головой.
– Да, – он большими пальцами взял ее под подбородок и повернул лицом к себе. – Просто частное расследование. И я побеседую с людьми у Фейблза, они…
– Нет. Нет, Тобиас. Спасибо, но я не могу, – посмотреть ему в глаза было ошибкой. – Не могу, – слабо закончила она.
В бледном мерцании единственной лампы его глаза были цвета темного серебра. Свинца. Серого неба в надвигающийся шторм.
Он перевел взгляд с ее глаз на рот, ее губы приоткрылись.
Тобиас слегка вздохнул и склонился над ней. Закрыл глаза и поцеловал ее.
Его губы были твердыми и холодными – холодными, потом теплее, – но такими нежными. Осторожное давление его поцелуя звало к чему-то большему, побуждало ответить ему.
Перис неуверенно подняла руки к его груди, ощутив пальцами и ладонями его мускулы – и сильные удары сердца.
Он гладил ее плечи, спину, поднял свитер и обнял за талию. Она ощутила жар, по почти забытой дорожке он проник в живот.
– Нет, – Перис откинула голову. Дрожь прошла по всей длине ее позвоночника. – Нет.
Она прикоснулась дрожащими пальцами к его губам, затем к своим.
– Это так странно. Это неправильно.
Тобиас только крепче обнял ее. Он поцеловал ее в местечко между бровями, потом в закрывшиеся глаза.
– Если это странно, то это та странность, от которой мы можем получить удовольствие, – прошептал он. – И это не неправильно, Плакса. Наоборот.
Вид Квинна рядом с ней – это был просто удар.
Перис не останавливала его тисканья. Эти дураки слюнявились, как первоклашки.
Он ожидал от этого Квинна представления покруче.
Такое развитие событий не входило в его планы. Так же как и в планы человека с деньгами – кем бы он ни был. Твою мать, интересно бы выяснить, кто платит ему за то, чтобы преподать урок этой сучке.
От дождя линзы бинокля ночного видения замутнели, и он протер их рукавом.
Не его вина, что появился Квинн. Ее. Злость разрасталась, он тяжело задышал. Начинала болеть голова. Он ненавидел, когда болела голова, и ненавидел то, из-за чего голова болела еще сильнее.
Из-за нее болела голова.
Фальшивка.
Тусклые, бесформенные одежды поверх шелка и кружева.
Она повела Квинна по тому пути, по которому водила всех остальных. Притворяясь чистой и застенчивой.
Все игра.
Он-то знал, чего она хочет на самом деле.
Иногда она не надевала лифчик. Он знал это. Он так много знал о ней.
Почему Квинн не раздевает ее?
Его член уперся в молнию на ширинке. Да, хотелось бы ему посмотреть, как Квинн раздевает чистую, милую Перис.
Хотя Квинн не даст ей того, что она получит, когда он, наконец-то, начнет действовать.
Бинокль задрожал в его руках, ему пришлось прижать локти к бокам, чтобы унять дрожь.
Снова целуются. Снова глядят друг на друга.
Член Квинна поди уже выпер из джинсов.
Он схватился за свой пах и застонал.
Женщины вроде нее хотят только одного, хотят, чтобы сильно, и долго, и всеми способами. И они любят боль. Тихони всегда наслаждаются болью.
Он сделает ей больно. И она запросит еще.
И человек с деньгами заплатит за это чудесное развлечение.
Она отстранилась от Квинна, наклонив голову таким образом, чтобы мужчина захотел запустить пальцы в ее волосы и тянуть, пока она не закричит.
Дразнящая сука.
– Скрути ей сиськи, Квинн, – пробормотал он. – Ты, идиот.
Когда придет время, он-то их скрутит. Искусает. Он сделает все, о чем мечтает чистая Перис. Она знала, что они будут вместе. Только не знала, как. И когда.
Комната была готова.
Все, что ему было нужно – и чего он хотел – было готово.
Сколько еще придется ждать?
У нее сладкий зад. Круглый, и сладкий, и белый, и просящий боли.
Он заставит себя подождать. Подразнит ее, как она дразнит его, – столько, сколько он захочет.
Дождь сыпал за воротник и стекал между лопатками.
Боль в голове сжигала.
Квинна тут не ждали.
Бух. Бух. Бух. Боль начала выворачивать желудок.
Она заплатит за это.
Все детали увиденного будут запомнены и повторены.
Сквозь боль возникла идея.
Это будет работать на них. Это даже упростит дело. Боже, как он сразу не понял. Все встанет на свои места, когда он расскажет денежному мешку, что у него на уме.
Бух. Бух. Бух. Его лицо исказилось от боли. Он прищурился в бинокль.
Они теперь сидели на подоконнике, рядышком. Мило.
Он всегда знал, что могут возникнуть некоторые сложности, когда забава окончится. Тела были долбаной помехой. Он снова засмеялся и потер пульсирующие виски. Немного удачи, и от тел будет избавляться кто-то другой.
Тобиас накрыл ее руку на подоконнике.
– Ты так же удивлена, как и я? – спросил он, глядя на нее.
– Больше, я думаю.
Что с ней случилось? Она была такой уравновешенной женщиной, не дающей воли капризам и причудам. Сколько же времени прошло с тех пор, как Майкл…
– Не хочешь ли кофе перед уходом?
Майкл был человеком, который лучше всего чувствовал себя в одиночестве.
– Ты все время говоришь, что мне надо идти, – мягко сказал Тобиас. Он поднес ее пальцы к губам и стал целовать их, не сводя с нее взгляда. – Я не хочу никуда уходить.
У нее что-то оборвалось внутри. Он засмеялся.
– Не смотри на меня с таким ужасом. Я совсем не собираюсь тащить тебя в постель… Пока.
Ее щеки запылали. Тобиас снова рассмеялся.
– Думаю, что никогда раньше этого не видел. Очаровательно. Здесь есть еще кто-нибудь, Перис?
Вопрос удивил ее.
