Джереми Камерон
Убили Винни
Глава первая
Иду, а он лежит. Без ступней.
Ступни наверху остались, на четырнадцатом.
— Винни, ты что сделал-то, придурок? Чего тебя туда понесло?
Молчит. Еще бы — с четырнадцатого и без ног.
Весь в крови, все наружу, как будто помидор раздавили.
И меня еще вырвало, прямо на него.
— Прости, — говорю. — Прости, друг, это я с непривычки…
Самого трясет, чувствую: сейчас упаду. Встал на колени.
Винни, кореш мой.
Набрал по мобильному три девятки. Там говорят:
— Назовите службу.
— Полицию давай, быстро.
Соединяет.
Я:
— Человека убили. Чингфорд, возле Святого Фрэнсиса, у дома на пятачке лежит. Об бетон прямо. Винни О'Рурк, ему ноги отрезали. Господи.
Сказал и пошел оттуда. Копов дожидаться смысла не было: сами на дом придут. Они знали, что Винни мой кореш.
Блин, девятнадцать лет было парню. Он жизни вообще ни хрена не знал.
Мы с ним скорешились, когда выяснилось, что его отчим спит с моей матерью. Сблизились, так сказать, на этой почве. У нас в школе случилось замыкание, занятия отменили, и учитель решил нас по домам развести. Винни сказал, что у него сейчас все равно никого дома нету, так что он нас обоих повел ко мне. Мы как раз в Прайори-корт жили, в соседнем квартале. У меня был ключ, я открываю… Заходим в комнату — а они там на ковре.
А за нами учитель входит.
Мать мне:
— Ники, ты почему…
Отчим ему:
— Винни, ты почему…
Я:
— Мам, а ты чего на полу?..
Мне тогда лет шесть было, я думал, на полу люди борются…
Винни было пять, но он уже кое-что сек:
— Нормально… А че это вы тут трахаетесь-то?
Тут уж учитель опомнился:
— Прошу, — говорит, — прощения, миссис Беркетт. В школе замыкание, я Ники пораньше привел, не знал, что вы тут ковер… замеряете.
Мать как заорет на него:
— Замыкание у них! Какая я тебе миссис Беркетт!
Это правда: когда она замуж выходила, мы с Шарон уже были.
Так мы с Винни и скорешились на всю оставшуюся жизнь: общего у нас много оказалось. Учитель небось смеялся потом.
А теперь вот все, убили Винни. Что же он один туда пошел? Не понял, что там за народ? Может, и не понял. Может, думал травкой разжиться по мелочи. А он рядом с ними — шпана. И я, кстати, тоже.
Я отошел за угол, и там меня опять вырвало. Потом пошел домой пожрать.
По мосткам на Северной кольцевой, потом через Биллет-роуд, потом по Корт-роуд. Прихожу, вся компания в сборе: мать, Козлина, сестра с мелким.
— Привет.
— Ты где был?! Мать третий день с ума сходит!
Шарон кивнула:
— Привет.
Сел, налил себе чаю. Мать говорит:
— Тут Винни заходил.
Блин. Пялюсь в телевизор, как будто все нормально. Шарон спрашивает:
— Ники, ты что, случилось что-то?
— Ничего не случилось.
— …В обед заходил, искал тебя, хотел, чтобы ты ему помог. Может, машину присмотрел, не знаю.
— Один?
— С черным с этим, который в Блэкхорсе живет.
— С Шерри, что ли?
Шарон:
— Ну да.
Шерри — приятель Кевина, который ей ребенка сделал.
— Они что-нибудь сказали? Сказали, куда пошли?
— Нет. Просто велели передать, что заходили.
Я позвонил Рою Балаболу. Когда я влипал по-крупному, меня всегда он защищал. Велосипедами крадеными он не занимался: мелко, а если что-то серьезное — тут он всегда поможет, если не за спасибо. Позвонил ему прямо домой.
— Рой, здоро?во! Прости, что домой звоню, просто дело есть.
— Что, круто попал? Надо думать, раз позвонил.
— Так попал — дальше некуда.
— Давай рассказывай.
— Винни, дружка моего, помнишь?
— Это О'Рурк который? Помню. Работал с ним. Кражи из нежилых помещений… А что?
— Все. Убили его.
— Господи! Винни?! Кошмар какой! — До Роя дошло, что он остался без постоянного клиента.
— Я, как увидел, сразу копам позвонил. Теперь надо идти заявление делать. Пойдешь со мной?
— О чем разговор! Давай через полчаса подходи к участку, я тебя снаружи подожду, лады?
Но это было не все. Была у меня еще одна тема, и Балабол это понял. Я еще ничего такого не сказал, а он уже как-то учуял.
— Так, ну это понятно, а что за дело-то у тебя?
— Дело такое, что, может, будешь меня от вышки отмазывать.
— Да ты что! Ты там не дури, слышишь? Сиди дома… Нет, если задуришь вдруг, я тебе тоже помогу — это без вопросов…
— Ладно, пока.
Тут семейство заахало.
Мама говорит:
— Господи! Он же совсем мальчик был!
— Да.