— «Сан» — поганый расистский листок, — так у нас в тюряге говорили все черные, — короче, иди ты на хер.
— Но Ники… э… я слышала, что вы белый, разве нет?
Я отключил ее.
Через минуту-две снова звонок. Бабий голос: «Мистер Беркетт, это Хелен Робинсон из „Индепендент“».
— Врешь, сучка, это опять гребаная «Сан». В сраку канай, — говорю, и вырубил и дозвон, и доступ.
Потом встал и чаю себе заварил. Одно хорошо, что эта гнида из «Сан» разбудила, — больше времени покайфовать от моей квартирки. Так и непроснутый, заварил чайник, туда-сюда потыркался, чаю выпил, на стул уселся и на мир из окошка выглядываю.
Не больно-то он на вид приветлив, мир этот.
Было у меня три желания: чуток голубого неба, кружка чаю и чтоб никто не доставал до печени. Так вот же они, все три, только мир за окном все равно приветлив не кажется. К тому же, на той стороне улицы легавые в тачке сидят, и тачка у них цивильная.
Персональная «Ауди», блин, даже не Старины Билла обычная тачка без рекламы. В семь утра, два хмыря в форме мнят себя невидимками.
На одном — форма шишки на ровном месте. Не то, что обычная, фараонская. В такую они на прием у королевы наряжаются. Чиф-супер собственной персоной.
На нашей улице никогда не жил. Не чиф-суперская наша улица. Тогда какого черта?
Наблюдает. На мое окно пялится. Ну скажите, с какой это радости такому начальничку
это понадобилось?Посидели там немного, а после уехали, а я чай допил.
Глава пятая
Вышел позавтракать и на Хоу-стрит гляжу — Дин Лонгмор. В новой куртенке.
— Здорово, Дин, — говорю.
— А, Ники, шикарно выглядишь.
На куртке его по бокам сверху вниз красные полосы.
— Ты что, Дин, художником заделался?
— Почему?
— Сам, что ль, полосы эти малевал? Ты при бабле?
— Завязал я, Ники. Из тени вышел.
— Ага.
— Вот те крест, завязал. Блюду, это самое, закон.
Дин Лонгмор блюдет это самое. Дин Лонгмор, которого мама родила, когда пришла проведать папу в тюряге Вилл.
— Дин, — говорю, — кончай мудню пороть, лучше скажи, где ты такую шмотку слямзил?
— Все по закону, Ники. У меня доход, и вообще.
— И подоходный платишь? Платишь подоходный с дохода-то, нет?
— Не придуривайся, Ники. Я
— Темнишь ты, Дин. Как это можно — законно?
— Арканим мы. И еще перегоняем.
Темнит, жучара. Два года всего тебя нету, а они уже все на другом языке базарят.
— Ты чего — ковбой? — спрашиваю.
— Пивка не хочешь? — отвечает.
— Да ты чего — охренел, Дин, — в девять утра, мать твою. Кофейку бы.
Завернули в кафешку.
— Арканить — лучше нету, — говорит.
Гляжу на него, никак не соображу, о чем это он.
— Видал тачки где попало кинутые? «Фиаты», «Датсуны», «Карлтоны»?
— Видал.
— Видал, на них наклейки лепят, потом неделя, и на буксир — увозят?
— Видал.
— Короче, пока не увезли, ты цепляешь и сам увозишь. В мастерскую ее какую, на пункт утилизации, типа того — там за нее четвертной могут дать. Кое-где требуют формуляр — ты волоки в другой. Там в момент раздирбанят ее, какие-то части — тебе. Двойной доход. Орехи!
— Орехи.
— А то и наклейки нехрен ждать. Засек тачку, а под ней грязь, мусор — цепляй, тяни.
— А если какой чудак ездит на ней только по воскресеньям в августе?
— Сообщит о пропаже — получит страховку.
Я допил кофе.
— Дин, — говорю ему, — на рухляди на такую куртенку не заработаешь.
— Так еще и перегон.
— Перегон?
— Из Испании, понятно.
— Из Испании? Ты ж знаешь, Дин, меня тут пару лет не было.
— Ты прости, Ники. Короче, едешь в Испанию, на Коста-Гангста. Гуляешь себе, а сам у британских тачек номера списываешь. Потом звонишь сюда страховщику. Тот шерудит по всем автодилерам. Это репу
дергать называется. Проверка — платят чуваки рассрочку или нет.— И?
— Так тачки те почти все паленые. Чуваки платят первый взнос, и с концами. Старуха какая мотает доживать в Испанию, так какого ей хрена платить? Оформляет рассрочку, платит первый взнос, потом «реношку» новую на катерок, и с ветерком на ту сторону.
— И?
— Обиженный дилер присылает тебе дубликат ключей и кой-какие бумаги, ты садишься в тачку с самого ранья, пока хозяин дрыхнет, и вперед.
— Назад? В Англию?
— Назад в Англию. Все законно, а тебе — десять процентов.
— А вдруг какому гангстеру нравится его новенький «мерин», и он твой этой репы не одобряет, ну, не согласен он с ней, и все тут?
— Выбирай что поскромнее. За «мерина» больше бабок, но и риску больше.
— Злятся?
— Не то слово. Гнать надо споро.
— Дин, — говорю ему, — ты прешь на мировой уровень.
— Пытаюсь. Сделаешь ездку?
— Сильно занят, Дин. Меня все теребят насчет замочить кого-то.
Мой совет — не подряжайся, Ники, откажись. Сейчас кучу бабок можно настричь по закону, я ж тебе говорю. Не надо никого мочить.
— Это точно.
Он взял еще кофе.
— Захочешь махнуть, — говорит, — мы тебе дьюти-фри сделаем на обратном. Или через Кале проканалим — ты ж по-лягушачьму знаешь.
