– Что ж, бывает и такое, – Гардани натянуто улыбнулся, а Лупе продолжала с какой-то лихорадочной торопливостью:
– Господин граф, мы безмерно польщены вашим визитом, но у нас нет ничего достойного столь знатного гостя. Мы – простые мещане и не имеем возможности принять вас как должно…
После таких слов оставалось лишь поклониться и уйти. Или же встряхнуть гордую дурочку за плечи и наорать на нее, как он когда-то наорал на Ванду, готовую стать любовницей молодого графа, но испугавшуюся самой мысли стать его женой. Мещанкам-де нельзя в Высокий Замок.
Положение спас супруг, уяснивший, что в доме гость, а раз так, то на столе должно стоять вино. Хозяин целеустремленно пересек гостиную на нетвердых ногах и, плюхнувшись за стол, неожиданно связно произнес:
– Благородные люди прежде всего приглашают гостя за стол и ведут с ним беседу за бокалом доброго старого вина. Я счастлив приветствовать вас в этом неприглядном доме. П-п-прошу…
Шандер, проклиная себя за то, что приехал, опустился на стул, стараясь не смотреть на хозяйку. Сердце его яростно колотилось, ему хотелось схватить самодовольное пьяное существо, вытащить из дома и с силой шарахнуть о грубо оштукатуренную стену. Так вот от какой судьбы бежала маленькая колдунья! Если б не случай, его Ванда тоже могла бы оказаться в лапах животного, не имеющего понятия ни о чести, ни о том, какой сказочный подарок сделала ему судьба.
Супруг между тем, не подозревая о грозящей ему опасности, уселся напротив гостя и начал длинную выспренную речь, нимало не заботясь, слушают ли его. Лупе сидела неподвижно. Симон встал, куда-то вышел и, быстро вернувшись, принялся расставлять на столе посуду. Женщина, словно очнувшись, бросилась ему помогать, и Шандер, помимо воли залюбовавшись изящными движениями маленькой колдуньи, ясно представил ее в белом атласном платье и легком, расшитом зелеными шелками шарфе. А на шее у нее почему-то красовались фамильные изумруды рода Гардани.
Глава 23
Распахнулись окованные бронзой двери, и высокий молодой воин в черной, отороченной зеленым одежде лейтенанта воинства Церкви Единой и Единственной почтительно преклонил колено перед королем Таяны:
– Ваше Величество, я счастлив сообщить вам, что иеромонах Парамон, легат Его Святейшества, завтра в три часа пополудни минует перевал.
– Парамон? – Марко был несколько удивлен и не счел нужным это скрывать. – Не был ли он хранителем библиотеки Его Святейшества?
– Именно так, Ваше Величество, – лейтенант Ласло щелкнул каблуками, – покойный Архипастырь во всем доверял брату Парамону…
– Покойный? – Король выглядел потрясенным.
– Да, Ваше Величество. Его Святейшество скончался в ночь с 16-го на 17-й день месяца Влюбленных.
– Как же могло случиться, что брат Парамон везет мне послание главы Церкви Единой и Единственной, когда новый Архипастырь избирается Конклавом лишь спустя месяц после кончины своего предшественника, а от Кантиски до Гелани больше тридцати диа?
– На этот раз преемник Архипастыря известен.
– Надеюсь, брат Парамон поведает нам обо всем. Вы, вероятно, устали с дороги. Лукиан, – король обратился к капитану «Золотых», с непроницаемым лицом стоявшему возле королевского кресла, – позаботьтесь о гонце и пригласите сюда моего сына и герцога Арроя.
– Ваше Величество, принц Стефан и его дядя в сопровождении полусотни «Серебряных» еще утром выехали на прогулку.
– Тогда пошлите кого-нибудь за ними и позовите графа Гардани.
Два коня тихо ступали по золотистой предосенней траве. В высоком прозрачном небе не было ни облачка, но солнце уже не жгло, а только грело. Стефан с наслаждением подставлял лицо под теплые лучи. Первая с того холодного дня, когда он прыгнул в воды Рысьвы за Герикой и Ланкой, конная прогулка казалась наследнику Таяны неслыханным наслаждением. Герцог Рене, слегка откинувшись назад, придерживал своего вороного, заставляя его идти бок о бок с лошадью племянника.
Позднее таянское лето бросило под копыта темно-красные звездчатые цветы, ночной дождь смыл принесенную горячими эсскими ветрами мелкую серую пыль, и влажный луг пах свежестью и полынной горечью. Уходящие к горизонту пологие холмы отливали старым золотом, все дышало покоем, хотелось спрыгнуть с коня, зарыться лицом в теплую траву и забыть обо всем.
– Зрелище омытой дождем природы благотворно сказывается на мыслях и чувствах, – назидательно сообщил Жан-Флорентин. Философский жаб, пользуясь тем, что «Серебряные» следовали на значительном расстоянии, а от Стефана Рене не таился, перебрался с браслета на конскую голову и старательно любовался пейзажем. Стефан вздрогнул, а затем неожиданно звонко рассмеялся.
– Знаешь, Руи, я только сегодня понял, что я живой, солнце светит, ветер дует и впереди много-много всего… Мне очень хочется жить, до сегодняшнего дня сам не понимал как!
– Хвала Великим Братьям, что наконец понял, – герцог привычно тряхнул головой, отбрасывая со лба серебристую прядь.
– В жизни нет ничего нового, но многое, что в ней есть, воистину прекрасно, – согласился и Жан- Флорентин.
– Ну, в этом ты не прав, – Рене потрепал шею своего коня, – если научиться жить каждый день, как первый и последний, для тебя все будет новым и дорогим.
– Теперь я знаю твой секрет, Руи, – принц повернул к дяде разрумянившееся лицо, – вот почему ты можешь все.
– Увы, Стефко. Счастливчик Рене мог так жить, а вот у герцога что-то не выходит. Хотя выпадают дни, когда все, что загоняешь вглубь, вырывается наружу и ты счастлив, просто потому, что счастлив. Жаль
