Чудовищная тварь с клешнями, тремя парами ног и изогнутым хвостом пронеслась мимо, а с другой стороны уже разевал пасть безумный лев и наклонял рогатую голову огромный бык, один глаз которого мерцал странным двойным блеском. Сверкающая сеть окружила меня со всех сторон. Птица с изогнутым носом, размером с ее собственное тело, уставилась на меня, молча разевая и закрывая чудовищный клюв. Гончие псы, медленно и плавно выбрасывая в беге длинные лапы, гнали призрачную дичь… Колесом прокатилась оброненная неведомым владыкой корона…
Я уже ничего не понимала. То ли я проносилась мимо звездных чудовищ, то ли висела во тьме, а они, не замечая меня, следовали своим путем. Потом появились Другие. Я пока не могла их видеть, но ощущала чье-то присутствие – ледяное, безжалостное и безмозглое. Им нужно было мое тепло, хоть оно не могло ни насытить их, ни согреть. Это была гибель, и гибель отвратительная и окончательная. А я не могла позволить себя убить! Я должна была куда-то вернуться. И я была готова драться за это свое право, хотя нигде не сказано, как можно бороться с тенями, с тем, чего нет, и что одновременно есть до такой степени, что хочет и может тебя сожрать.
Мой полет продолжался, но медленнее, чем нужно, голодные сущности приближались, и их парализующее присутствие уже обволакивало, леденило, связывало волю… Нет! Проклятье! Нет! Я должна вернуться, и они меня не получат. Иначе все было зря! Что было? Не помню! Но я должна вернуться! Это очень важно! Неужели мне никто не поможет? Неужели нет никакой управы на это голодное ничто…
И все же я им не досталась! Трудно было что-то углядеть в кромешной темноте, но я все же увидела, как на меня взглянул странный глаз – то ли синий, то ли золотой, то ли зеленый, но с несколькими узкими змеиными зрачками. Это вполне могло сойти за предсмертный бред, если бы бестелесные не шарахнулись в стороны. Глаз мелькнул и пропал, как и не было. Зато мне померещилось, что меня прикрывают огромные крылья. Не могу поклясться, но мне показалось, что это какая-то птица – вроде гигантского орла. Мне даже почудился разгневанный клекот и отвратительный чмокающий звук, словно на части рвали нечто студенистое и упругое одновременно, а затем мой полет вновь обрел стремительность. На смену радужным стенам пришли серебряные, сияющие столь ярко, что я все же закрыла глаза. И сознание покинуло меня окончательно…
Роман стоял над мертвым алтарем. Погасший огонь мог означать лишь одно – Залиэли больше нет. Будь она ранена, в плену, без сознания, колдовское пламя продолжало бы гореть. Пусть не столб синего огня, а тоненький язычок, как у грошовой церковной свечечки, но он бы мерцал, бился, жил. Рамиэрль слишком много видел и знал, чтоб позволить ложной надежде убаюкать себя. Залиэль погибла, и скорее всего Рене тоже. Без эльфийской магии «Созвездие» не продержится в таком гиблом месте и десятинки. А вот он, Роман, совершенно неожиданно уцелел и теперь не знал, что с этим делать.
Все последние дни он провел в ожидании своей смерти, которая бы выкупила для Герики проход в иные миры. Цена, назначенная тем, кто по своей воле желал оставить Тарру, была высока. Обойти запрет Светозарных можно было лишь ценой добровольно отданной жизни. Из двух вступивших во Врата проходил лишь один, причем ключом, открывающим ему дорогу, служила жизнь второго.
Рамиэрль родился и вырос в мире без богов, и потому в его голове до сих пор не укладывалось, как высшая сила сумела навязать свои условия двум кланам эльфов. Хотя, если взглянуть правде в глаза, сделано это было во имя благих целей. Неведомая Рамиэрлю, но хорошо памятная Залиэли Адена, про которую та говорила одновременно с благоговением и злостью, не желала бросать Тарру без защиты. Она прекрасно знала эльфов и нашла способ заставить их сражаться за мир, к которому Перворожденные были, в общем-то, достаточно равнодушны. Эльфы с готовностью ушли бы за своими богами, мимоходом погрустив о судьбе покидаемых ими земель, но они (по крайней мере, лучшие из них) не стали бы платить жизнями своих близких за право преклонить колено перед престолом Света.
На то, что любимые дети Творца захотят остаться по собственной воле, дабы охранить покинутые Светозарными Рассветные земли, Адена в отличие от Ангеса не рассчитывала. Правы же оказались оба. Просто Воин думал о таких, как Ларэн и Эмзар, а Дева о таких, как Эанке. Рамиэрль из Дома Розы прекрасно помнил свою сестру, воспитанную в лучших традициях былого величия, и понимал, что в канун охватившей Тарру междоусобицы таких, как Аутондиэль, было большинство.
Что ж, затея двоих из семерых Светозарных удалась, хоть и не в полной мере. Клан Луны раскололся на две части. Тех, которые решили остаться, и тех немногих, кто ушел, бросив жребий, кому жить в Свете, а кому послужить для этого живым мостом. С Лебедями было иначе. Их королева по ведомой лишь ей причине скрыла тайну Врат. Сделать же так, чтобы ее клан не успел уйти с пятью другими, ей ничего не стоило. И Лебеди опоздали, причем даже муж Залиэли не узнал истинной причины. Права ли она была, сейчас не смог бы сказать никто. Во всяком случае, Рамиэрль не рискнул судить нежданно-негаданно отыскавшуюся мать своего отца.
Лебединая королева дорого заплатила за свое решение, он же, Рамиэрль, скорее всего поступил бы на ее месте точно так же. И не только потому, что самое страшное право – право решать, кому умирать, а кому радоваться жизни за чужой счет! Рамиэрль Звездный Дым был еще и либром Романом Ясным, любившим исхоженную им землю и считавшим, что ее стоит защищать любой ценой. Да, Адена поступила жестоко, но, по большому счету, благородно, хотя ему ближе был искренний и порывистый Ангес. Поэтому Роман без колебаний согласился на план Залиэли, казавшийся единственно возможным.
Чтобы обезопасить Тарру от нового воплощения Ройгу и в конце концов вернуть Проклятого, нужно было сберечь Герику, Эстель Оскору, устоявшую в схватке с Ройгу благодаря своей любви. Но в этом мире до нее бы рано или поздно добрались или уцелевшие ройгианцы, или адепты Неизвестного, а значит, ее нужно было отправить за пределы Тарры, причем как можно дальше. Сама Герика никогда бы на это не согласилась, но, если она будет думать, что спасает Рене, пойдет на все. Дело же Романа – открыть Врата.
Один должен сгореть, чтоб другой прошел, и этим «вторым» может быть только он, Рамиэрль из Дома Розы. Эта жертва, этот выбор должен быть добровольным и осмысленным, и сделать его может лишь тот, в чьих жилах течет кровь Звезд.
Роман не колебался, хоть и любил жизнь. Если насчет Рене и Залиэли у него еще были кое-какие надежды – вдруг вернутся, ведь никому так и не удалось узнать, что же кроется за Жемчужным рифом, – то свою участь бард знал совершенно точно. Судьба же в лице Преданного распорядилась иначе.
Рысь опередила его, и – он не поверил своим глазам – Врата приняли жертву. Видимо, благодаря эльфийскому ошейнику. Роман своими глазами видел, как пламя охватило рысь, которая на миг зашлась в жутком смертном крике и рассыпалась сверкающими звездочками, как рассыпается испепеленная бумага. А затем в пламени возник овал, сверкнувший зеркальным блеском, расколовшимся на семь радужных цветов. В эту радугу и вступила Герика. Силуэт женщины окружили два ореола – темно-синий и черный, а потом тарскийка исчезла, а радуга погасла. Остался мечущийся на алтаре костер, то взлетающий к потолку, то прижимающийся к мраморному основанию, но потом погас и он. Дальний бой был окончен.
Итак, главное им удалось. Герика далеко и вне опасности. Силы, направленные на то, чтобы уничтожить Залиэль, подняли такую эфирную бурю, что никто и никогда не сможет проследить путь Эстель Оскоры. Теперь остается уповать лишь на ее стремление вновь обрести Рене, для чего Герике придется осмыслить и
