ненавидит. Именно их игры довели Шарля до гибели, их и его жены, да еще злоба Агнесы и ее любовников. Агриппина смотрит сочувственно, но что она может понять?! Ничегошеньки, она просто боится, что ей будет тяжело… Но почему? Почему именно она и именно сегодня?! Генриетта, Диана и Елена готовы ее убить… Нет, не ее, а друг друга. Им она не соперница… Выбрать Предстоятельницей сиделку безумной Виргинии!
Бланкиссима Раулина из Дарнии и бланкиссима Килина из Фронтеры подошли к ней с двух сторон и, взяв под руки, вывели в центр зала Оленя. Агриппина сняла с Солы покрывало, и иссиня-черные волосы с двумя белоснежными прядями у висков рассыпались по плечам. Седые пряди были единственным напоминанием о том, что сестре Анастазии уже тридцать пять… Вошла дрожащая от ярости Генриетта, перед которой рыцарь Оленя нес раскрытый ларец из белого корбутского дубца. Как же на этот раз все было просто. Драгоценности были на умершей, и не нужно было совершать сложнейших ритуалов, чтобы открыть ларец.
Теперь покойную Предстоятельницу украсит точное подобие главной циалианской реликвии, только вместо Рубинов будут темно-лиловые траурные аметисты. Придет время, и такие же лиловые камни украсят и Солу, но сейчас ей придется надеть Рубины Циалы, Рубины, о которых мечтали все собравшиеся здесь женщины, отказавшиеся от дома и любви. Кроме нее и, быть может, Агриппины.
Не дойдя шага до новой Предстоятельницы, Белый рыцарь опустился на колени. Сола стояла как изваяние, когда настоятельница Фей-Вэйи надевала на нее драгоценности, показавшиеся ей тяжелыми и холодными, как сосульки. Она не мешала бланкиссиме, но и не помогала. Генриетта была выше Солы, и, чтобы вдеть ей в уши серьги и возложить на голову диадему, ей пришлось склониться. Сола мимоходом пожалела Агриппину, вложившую всю душу в избрание Генриетты, ну да ничего, после ее смерти они своего добьются, а она не собирается жить без Шарля. Ей не нужны ни камни Циалы, ни орден. Ей вообще ничего не нужно. Разве что… разве что сначала она покончит с убийцами! Теперь у нее есть возможность!
Ветер к ночи прямо-таки с цепи сорвался. Рауль Тарве подошел к окну и вгляделся в беснующуюся белую муть. Ничего. Только вьюга и ветер… Виконт вздохнул и вернулся к нещадно дымящему камину. Спать не хотелось… Говорят, ночное ненастье отнимает мужество у самых стойких, раньше ему это казалось ерундой. Рауль никогда не был суеверным, никогда не забивал себе голову тем, что не в силах понять, а к тому, что не в его власти изменить, относился воистину философски. Он был готов всю жизнь воевать с Лумэнами, но бурю, сколько бы она ни длилась, следует переждать, по возможности используя передышку для отдыха. В свои тридцать три виконт не боялся ни Творца, ни Антипода, не говоря уж о людях, но последние два дня ему было не по себе. Рауль со злостью уселся за стол и принялся просматривать лежащие грудой свитки, время от времени делая пометки остро отточенным пером. Ничего срочного и важного там не было, но не смотреть же всю ночь в огонь или в снежное месиво… Ему все же удалось отвлечься, он всегда мог взнуздать самого себя, возможно, поэтому за ним шли другие, а сам он шел за Тагэре. И не потому, что, победив, муж Эстелы не забудет тех, кто ему помогал, а потому, что верил Шарлю и верил в Шарля. У Арции должен наконец появиться достойный король, который найдет управу и на Жозефа с Джакомо, и на капустниц… Но для этого нужно выиграть войну.
Рауль как раз прикидывал, сколько и каких стрел следует заказать в Аэне, когда в дверь постучали и заспанный (уж этому-то буря не мешала) оруженосец сообщил, что прибыл гонец. Виконт кивнул и, подойдя к камину, плеснул в кубок вина. Человеку, преодолевшему в такую погоду даже несколько вес, обязательно нужно выпить, какие бы новости он ни привез. Рауль сам не понимал почему, но появление гонца его не удивило. Он подспудно ждал вестей, и вестей черных.
Дверь распахнулось, навязчиво скрипнув, и в комнату шагнул хрупкий большеглазый юноша с обожженным ледяным ветром лицом. Рауль знал его – Луи ре Тин, аюдант и приятель Эдмона, пишущий странные вирши о всяческих заоблачных высях и златокудрых девах. Кузен вечно защищал поэта от насмешек более приземленных товарищей. Странно, юный Луи меньше всего подходил к роли гонца.
– Заходи, дружок. – Что бы тот ни привез, он заслуживает благодарности. – Садись у огня и выпей.
– Сигнор…
– Пей, я сказал. Расскажешь потом.
Юноша сморгнул длинными ресницами и послушно осушил кружку вина, которое отчего-то на него не подействовало.
– Поставь на каминную полку. Ну, что случилось, я тебя слушаю.
– Сигнор. – Карие глаза смотрели печально и строго, так в шестнадцать лет не смотрят, если только… Если только не взглянуть в глаза чему-то запредельно страшному. – Сигнор… На нас напали люди Лумэнов. У самой Эльты… Они были в наших цветах, мы ничего не заподозрили до последнего. Монсигнор погиб. И сигнор Рауль тоже, – Луи говорил тихо, четко и бесстрастно, словно читал похоронную молитву, – сигнор Этьен был взят в плен и казнен сразу после битвы. Вместе с ним убили вашего батюшку и Эдмона Тагэре.
– Когда это было? – Неужели у него, Рауля Тарве дрожат руки? Да, действительно, значит, за спину их! И спокойно!
– Восемь дней назад…
– Что с ними сделали?
– Отрубили головы. И живым, и мертвым… Агнеса велела надеть на голову монсигнора корону из соломы и прибить над воротами Эльты вместе с головами Эдмона и сигнора Этьена.
– Ты видел это?
– Нет, сигнор…. Только казнь. Я не стал дожидаться. Они перекрывали дороги, а я должен был успеть…
– Ты правильно сделал, – ответил Рауль.
А ведь он знал! Знал все те дни, которые отважный мальчишка пробирался сквозь заносы…. И как ему только удалось проехать, да еще так быстро?! Что ж, Рауль Тарве, придется тебе теперь жить без Шарля Тагэре. Герцога больше нет. Нет и твоих отца, деда, дяди Рауля, в честь которого тебя назвали, и еще многих и многих… Больше никто не будет шутить, что не знает, который из сыновей Шарля лучше, Филипп или Эдмон, и что Ифрану следует завоевать хотя бы потому, что оба должны стать королями… Жоффруа и
