донесением я отправил.
– Тогда пей и рассказывай. Они успели объединиться?
– Нет. Жиль Фарбье наскреб тысяч пять эскотцев и лумэновского отребья. Он собирался соединиться с Агнесой и Батаром, я перехватил его у Кер-Мари. Я повторил ваш с Тагэре трюк, помните, при осаде Маэллы, когда туда шли подкрепления?
– Давно было, – улыбнулся Анри, – мы с Шарло были младше тебя. Это было нашим первым делом. Значит, ты помнил, а Фарбье забыл?
– Или не знал, – хмыкнул Рауль. – Кошачье отродье не любит вспоминать про чужие победы, Жиль не был исключением.
– Не был? – переспросил Мальвани. – Он погиб в бою или позже?
– В бою. Я убил его своей рукой. Мог взять в плен, но не взял.
– Атэвы говорят, смерть в бою возносит воина на небо.
– Воина, но не предателя.
– Да, – маршал подлил себе вина, – у атэвов есть страшный обычай. Вернее, он казался мне страшным. Раньше. Предателей там разрывают на куски. Лошадьми. Даже калиф и тот не вправе помиловать или простить. Только тот, кто был предан.
– А если тот убит?
– Тогда никто не вправе, ни сыновья, ни братья, ни отец. Ну, а про мать и говорить нечего, женщины там ничто…
– Значит, Фарбье и иже с ним должны благодарить судьбу, что они не в Атэве родились.
– Пожалуй. А что ты сделал с Батаром?
– Мы его прижали к реке.
– К Фоде? Или Мансу?
– К Фоде, недалеко от Геммской излучины.
– Тяжелая позиция, трудно вывернуться.
– Он и не вывернулся. Мы пошли на них вниз по склону холма.
– Им не пришло в голову расступиться и попробовать скинуть вас в реку?
– Нет. Похоже, у них в головах мало что осталось. Центр мы уничтожили сразу, а фланги как-то сами рассеялись.
– А Батар и Агнеса?
– В трех диа от Мунта. С причитающейся их положению охраной.
– Ты их взял на поле битвы?
– Нет, они, как всегда, удрали. Болтались какое-то время по Геммской долине, пытались пробраться в Эскоту. А потом один из эскотских нобилей решил проявить лояльность. Их привезли ночью и, надо ж такому случиться, именно тогда, когда я наконец решил выспаться.
– Как они?
– А как ты думаешь? Ифранка задирает голову, но с отчаянья, мальчишка ревет, Батар молчит. А как и что тут?
– Тут? Готовимся к коронации.
– Пьер будет?
– С Пьером плохо. Бедняга не понимает, что Шарло мертв, все время просится к нему. Филипп был в Речном Замке…
– И там что-то случилось?
– Пьер обознался. Принял Филиппа за Шарля, бросился к нему, а потом как завопит: «Не тот! Не тот!», в угол забился… Плачет, просит его не убивать, Филипп едва ноги оттуда унес. Куда уж такого на люди пускать. Если честно, всем не по себе стало.
– А как Духов Замок?
– Как всегда.
– Неужели Иллариону и вправду нет ни до чего дела?
– Проклятый его знает, – сверкнул глазами маршал, напомнив себя прежнего, – молчит, как камбала на сковородке. А что у него в душе, и есть ли она, душа эта…. Давай лучше о другом, хоть о погоде, что ли.
– Вы-то сами как?
– Я? А что мне теперь сделается, – маршал махнул рукой, – как сказал Раймон, так и вышло. Верхом уже езжу, на земле пока хуже, но тоже ничего.
– Где этот Меченый, кстати? Я бы хотел взять его к себе, если вы не возражаете.
– Думаешь, я не искал? – Мальвани махнул рукой. – Как сквозь землю провалился. Не знаю, кто он, и не хочу знать. Он меня спас, мне этого достаточно…
