первым шагом к Последнему Греху, но и почувствует, когда свершатся остальные.
Закатные лучи окрасили белые стены обители нежно-розовым, как цветы эстрийского шиповника. Владыка Иоанн вспоминал родные края редко, но порой тоска до него все-таки добиралась, со страшной силой сжимая горло. Потом все проходило, он с головой окунался в неотложные дела, каких в обители всегда хватало. Лучший способ о чем-то забыть – это чем-то заняться, а все-таки жаль, что он никогда больше не увидит стремительных ледяных ручьев, над которыми склоняются цветущие ветви, не услышит звона стрекоз и щебета иволги…
– Владыко! – Высокий инок с родимым пятном на щеке явно стыдился отрывать настоятеля от размышлений, кои, без сомнения, почитал благочестивыми. – Владыко, прибыл посланец царя языческого.
– Примите его как должно. Я сейчас спущусь, – спокойно промолвил Иоанн. Вот и конец тоске. Но что же случилось такого, что потребовалось присылать гонца? Смерть калифа? Вряд ли. Он видел Усмана совсем недавно, он здоров и слишком силен, а сыновья его слишком малы, чтоб кто-то посмел приблизить его смерть.
Иоанн не спеша переоделся в темно-зеленую рясу и, опираясь на усыпанный белыми цветами Посох, немыслимый в царстве жары и песка, спустился в монастырскую приемную, где настоятели обители имели обыкновение беседовать с гостями-иноверцами.
Иоанн никогда не видел этого высокого воина лет тридцати, со сросшимися бровями и смуглым узким лицом, но догадался, кто перед ним. Гость был выше калифа, а его черты грубее, но родовое сходство сомнений не вызывало.
– Мы рады приветствовать в нашей смиренной обители брата великого Усмана. Что привело Меч Атэва в мирную пустыню и сколь неотложно это дело? Быть может, доблестный Али сначала отдохнет с дороги?
– Я с радостью приму гостеприимство пастыря хансиров, – наклонил голову атэв, – но прежде передам тебе послание великого Усмана, да продлит Баадук его сверкающие дни. – Али вынул из-за пазухи зашитый в кожу свиток, и по спине Иоанна побежали мурашки. Дело, ради которого калиф погнал в путь единственного человека, которому доверял безоглядно, несомненно, было тайным, важным и скорее всего весьма неприятным.
Препоручив гостя заботам брата-эконома, Иоанн вскрыл послание.
«Приветствия пастырю хансиров и Стражу Потаенного от Льва Атэва, – писал Усман. – Известно мне, что ваш бог не велит читать истину по звездам, костям и знакам, но, если заткнуть уши, не услышишь рычание зверя, а не услышав рычание зверя, не успеешь взять в руки копье. Знай же, пастырь хансиров, что звезды сулят беду крови Арраджа. Пройдет два раза по двенадцать лет, и две звезды встанут против пяти, напомнив о небесах, под которыми нареченный Арраджем поразил презренного Маджеда, возомнившего себя деем Севера. И еще говорят знающие люди, что взойдет хвостатая звезда, предвещая исполнение предсказанного, днем померкнет Солнце, а ночью Луна и звезды начнут падать не только в месяце Лебедя. Так было, когда явился тот, кого хансиры зовут Проклятым. Так было, когда кровь Арраджа впервые восстала на кровь Арраджа. Так было, когда море поглотило Иджакону. Но еще не было, чтобы все стрелы взлетели в одно лето.
Я предупреждаю тебя именем Великого Майхуба и взываю к твоему уму и сердцу именем того, чей Посох в твоих руках. Готовься исполнить свой долг, как готовлюсь я».
Мальчик смотрел на бросающиеся на берег и разбивающиеся в клочья волны. Было ясно и ветрено. Вечерело, в еще синем небе загорались первые звезды, а на горизонте буйствовали все оттенки от лилового до золотого. Даже резкие закатные крики птиц тонули в грохоте прибоя, что уж говорить о звуке шагов. Неудивительно, что мальчик, скорчившийся на гранитном обломке, не услышал вышедшего из-за скалы незнакомца, тем более на ногах у того были мягкие «лесные» сапоги и шел он по-кошачьи тихо.
– Здравствуй, друг, – сильная рука легла на худенькое плечо, – как тебя занесло в такое место, да еще под вечер?
Мальчик вздрогнул и резко обернулся. У него было бледное, не по-детски серьезное лицо, влажные темные волосы липли к высокому лбу, серые глаза смотрели настороженно.
– Странное место, – повторил незнакомец, пытаясь перекричать море, – и не совсем уютное; если ты не возражаешь, давай отойдем вон за те белые камни. Там можно разжечь огонь и поговорить.
Мальчик кивнул и неуклюже поднялся. Теперь стало ясно, чем была обусловлена его странная поза. Бедняжка был горбат. Впрочем, горб был не таким уж и большим, наметанный глаз пришельца отметил, что паренек вырастет достаточно высоким и сильным. Маленький горбун молча последовал за своим провожатым в укрытие и, скорчившись, вероятно, в обычной для себя позе, безучастно наблюдал, как незнакомец возится с костром. Работал он быстро и сноровисто, и вскоре веселые огоньки отогнали сгущающуюся тьму.
Охотник свистнул, и из-за камней вышел изумительной красоты конь. Широкая грудь, сторожкие уши, сильные сухие ноги сделали бы честь лучшему скакуну королевской конюшни. Пришелец привычным жестом отцепил притороченный вьюк, бросил на землю, а затем расседлал красавца, который тут же удалился в темноту, где его ждала все еще мягкая трава кабалки. Его хозяин, все так же молча, вытащил и нарезал хлеб и мясо, затем достал плоскую металлическую флягу и протянул своему случайному товарищу:
– Выпей.
Тот послушно отхлебнул.
– Что это?
– Тут такого не делают. Хорошо помогает от холода, как внешнего, так и внутреннего.
