давно известны как своей воистину королевской знатностью, так и нежеланием становиться чем-то иным, чем они являются по рождению. Но даже Анри и тот говорит, что без головы государство в такое время долго не протянет. В случае победы ему все равно придется выбирать между короной и регентством, причем регентством, мало чем отличающимся от королевской власти…
Шарль в красивом панцире с богатой насечкой (насколько удобнее и легче его обычные доспехи!) и в шлеме с плюмажем подскакал к первой баррикаде, чтобы засевшие там лучники увидели в нем цель, но не так близко, чтобы стрелы могли причинить заметный вред. Пусть видят, что он тут, что он на взводе и вскоре сорвется в атаку. Шарло не сомневался, что за ним наблюдают и что Фарбье приказал взять его живым или мертвым и при всей своей скупости назначил за его голову хорошую награду. Что ж, пусть ждут.
Подъехал Рауль-старший, тоже в шикарном плаще с медведем. Запела труба, засуетились воины в ярких туниках, надетых поверх доспехов. Нападающие, не скрываясь, готовились к атаке, осажденные с нетерпением ждали ее начала, чтобы поставить зарвавшихся выскочек на место.
Тарве появится еще не скоро. Сначала лумэновцы должны увязнуть во фронтальной стычке и даже думать забыть о том, что у них за спиной. Дав противнику полную возможность налюбоваться собственной персоной, Шарло картинно послал рыцарей в атаку.
Плети настурций, украшенных яркими цветами, перевешивались через забор. Пчелы, готовясь к не столь уже и далекой зимовке, торопливо собирали нектар с поздних цветов, где-то неподалеку квохтала курица, возвещая миру о снесении очередного яйца.
– Вот ведь дура, – с чувством сказал Рауль Тарве, – молчала бы, авось с цыпленком бы осталась, а так заберут.
– Что-то ты не похож на человека, способного что-то делать втихаря, – откликнулся виконт Иданнэ, наклоняя растущую у обочины багровую мальву. – Не пахнет…
– Если тебе нужно, чтоб пахла, ступай к Агнесе. А что до «втихаря», то что мы, по-твоему, сейчас делаем?
– Отечество спасаем, – фыркнул Иданнэ. – Долго нам еще эту птицу слушать?
– Ору, самое малое…
– Неужели они и впрямь решат, что Шарло спятил?
– Батар бы не решил, а «Святой Дух» запросто. – Рауль опустился на жесткую осеннюю траву. Курица замолчала, пчелы продолжали свою работу, дорогу важно пересекла большая пегая свинья. В дремотном покое позднего лета с трудом верилось, что скоро придется идти в бой.
Артур Гартаж с неудовольствием рассматривал физиономию Жана Фарбье. Гартажи традиционно стояли на стороне Лумэнов, с которыми были связаны родственными узами, но всему есть предел. Артур имел возможность наблюдать вблизи Шарло Тагэре в дни его недолгого регентства, а потом Фарбье с Агнесой во всей их красе. Временщик и чужеземка, которым плевать, что будет с оказавшейся в их руках страной!
Гартаж был арцийским графом, а не ифранским приживальщиком. Точно так же думали его деверь барон Эж и молодые Крэсси. Конечно, неприятно понимать, что знамя, за которым шли ты и твой отец с дедом, завело в лужу, но сидеть в этой луже, воображая себя капитаном корабля, еще хуже. Артур долго думал, откликаться или нет на королевское письмо, но все же пришел с частью своих людей в Кер-Оноре и не жалел об этом. Увидев вблизи короля и его приближенных, граф окончательно понял, что с Лумэнами пора кончать. Шарль Тагэре думает об Арции, он человек благородный и совершенно не мстительный. И он дважды Волинг, признать его первенство не счел зазорным даже Мальвани.
Артур Гартаж принял решение, но он был не из тех, кто действует исподтишка. Граф ждал назначенного на 3-й день месяца Собаки большого совета, чтобы высказать в лицо Фарбье (принимать в расчет безумного Пьера просто глупо) все, что он думает, и объявить о своем переходе на сторону Тагэре. Он не сомневался, что Эж, Крэсси и еще пять или шесть фамилий его поддержат, а потом… Потом начнется война арцийцев против вцепившихся в трон узурпаторов, опирающихся на наемников. Артур хорошо продумал свою речь, но она не понадобилась. Разведчики донесли о приближении с востока войск Тагэре. Наемники и согнанные жители городка принялись сооружать баррикады, а Жан разливался соловьем о своих великих воинских замыслах.
Еще год назад Артур отвел бы Фарбье в сторону и посоветовал ему смотреть не вперед, а назад. Шарло не мог быть глупее кошкиного сына, если его заметили, значит, он того хотел. Гартаж был уверен, что им подстроят какую-то каверзу, но молчал, потому что… Да потому что, Проклятый побери, был на стороне Шарло! Вот и сейчас, сидя в боевом облачении (требование Фарбье, хотя сему великому воителю и в голову не пришло показаться на баррикадах, обороняемых наемниками) между бароном Эжем и Робером Крэсси, слушая глупости, изливающиеся изо рта Жана Лумэна, и созерцая плаксивую физиономию Его Величества, Артур прикидывал, когда Тагэре надоест валять дурака перед баррикадами и что же герцог приготовил на самом деле. Скорее всего, удар в обход.
Хорошо бы это словоблудие наконец прекратилось! Надо съездить на западную окраину и посмотреть, что там. Если туда и в самом деле вышли люди Тагэре, придется действовать немедленно. Лицо короля стало совсем уж творожным, и Его Величество громким шепотом объявил «дяде Жану» неприличную причину, по которой должен выйти. Фарбье скривился, но кивнул, и Пьер трусцой выбежал вон в сопровождении носатого слуги. «Святой Дух» сделал вид, что ничего не произошло, и начал развивать очередной блистательный план. Артур понял, что с него хватит. Сейчас он встанет и скажет, что…
Граф Гартаж не смог встать. Так же, как и другие. Бывают такие сны, во время которых люди перестают владеть собственными телами, словно бы их кости и мышцы превращаются в жалкие тряпки. Неимоверным усилием воли Артур повернул голову и увидел искаженное мукой и ужасом лицо Робера. В глазах мутилось, по спине тек холодный пот, но Артур все же сумел подняться и, держась за стену, потащился к выходу. Каждый шаг казался последним, но Гартаж заставлял себя сделать следующий, и еще
