– Монсеньор, – разумеется, это Никола! – Возьмите плащ.
– Не нужно, я поднимусь к себе. Пополнение прибыло?
– Да, сто двадцать три человека, двадцать три мушкета, восемь аркебуз, остальные вооружены холодным оружием.
Это значит вилами, косами и цепами. В лучшем случае арбалетами и дряхлыми алебардами.
– Устройте их и приходите с докладом.
– Слушаюсь, монсеньор…
Доложить Карваль доложит, он это любит, но оттого, что в Эпинэ уже набилось больше тысячи человек и в скором времени заявится раза в три больше, не легче. Резиденция Повелителей Молний, в отличие от заброшенной крепости на Марикьярском холме, для обороны годилась, как левретка для медвежьей травли. После Двадцатилетней войны люди собирались жить, а не драться. И жили. Даже ударившийся в великое прошлое дед – и тот не вернулся в родовое гнездо: уж больно унылыми казались каменные мешки с низкими сводчатыми потолками.
Ноги понесли Робера направо; он опомнился только у порога своей старой спальни. Она была заперта, как и комнаты Арсена, Мишеля, Сержа. Иноходец зачем-то тронул дверной косяк и вернулся на главную лестницу. Вождь восставших должен обитать в покоях Повелителя Молний, иначе не поймут. Навстречу герцогу вскочили вчерашний эконом, подавшийся в интенданты, и парочка скороспелых офицеров. Иноходец махнул рукой, отвечая на бравые приветствия, плотно прикрыл за собой дверь и рухнул в кресло. Скачка к пропасти продолжалась. Чтобы победить, да что там победить, хотя бы укусить Олларов, не хватает ни людей, ни оружия. Чтоб дать повод жечь и вешать, и того и другого более чем достаточно.
Мятежные графства задавят не осенью, так весной. Свободная Эпинэ! Как бы не так… Дорак, Савиньяк, Маллэ, Валмон, Рафиан, Эр-При и Эр-Сабве [89] и не подумали примкнуть к восстанию, да и с чего бы? Свободная Эпинэ для крестьян – звук пустой, а губернатор со своими сборщиками знает, на чьих землях дозволено буйствовать, а чьи – обходить десятой дорогой.
Иноходец в который раз уставился на карту – добротную, разукрашенную никому не нужными штуковинами вроде городских и дворянских гербов и нелепых коронованных зверей, поддерживавших надпись:
Зачем-то Робер взял грифель и надругался над творением Клауса Цербеля, закрасив восставшую область. Получившаяся клякса между Данаром, отрогами Мон-Нуар, Дораком и Кольцом Эрнани [90] не вдохновляла. Старая Эпинэ, Ариго, Пуэн, Агиррэ… Четыре графства из одиннадцати! Что они могут противопоставить королевскому войску? От силы тысяч восемь рвущихся в бой дворян, гарнизонных солдат и отставных вояк, хоть как-то управляющихся с оружием. И все! Горожане и крестьяне разбегутся от первого же выстрела, даже самые воинственные. Артиллерия и того смешней – собранные по замкам допотопные «хлопушки».
Карваль с приятелями сравнивает Эпинэ с Алатом времен Балинта. Сравнили киску с крыской! Алат был связан с Агарией в единое королевство насильно, причем алаты и агары друг друга терпеть не могли. И все равно, если б не Двадцатилетняя война, ничего бы у Балинта не вышло, и уж тем более не выйдет у них. И, положа руку на сердце, оно и к лучшему. По-настоящему свободная Эпинэ невозможна, а в том, чтобы стать еще одной гайифской шавкой, чести немного.
Не сегодня-завтра Оллария ответит бунтовщикам, но как? Предложит сдаться? Ударит без предупреждения? У Фердинанда хватает и солдат, и генералов… Нет, бунт нужно остановить, пока Эпинэ не превратили в Варасту. Только как прикажете его останавливать, когда застоявшиеся дурни рвутся в бой? И ведь как уверены в победе, в том, что вот-вот подойдет помощь! Откуда, с неба?! И где, во имя Леворукого, Лионель?! Он должен что-нибудь предпринять, для него Эпинэ – не пустой звук, он здесь вырос, он не может позволить… Не может? А как ты сам позволил? Как позволили Эгмонт и Борн?
Робер вновь уткнулся в карту, прикидывая, как перевезти через реку зерно, кур и лисиц, чтоб никто никого не съел. Ничего путного в голову не приходило, а тут еще Большой Совет. И что прикажете говорить жаждущей драки ораве, которая слышит лишь себя? Хуже только пегая кобыла, да и то ночью…
Когда королева уходит, дамы следуют за ней, даже если очень хочется остаться. И Луиза последовала вместе со всеми, а теперь они ничего не знали: ни чем кончился Совет Меча, ни что будет с ними. Через несколько минут после их возвращения у апартаментов Алисы встала стража. Новая и еще неразговорчивее прежней. Луиза сильно подозревала, что дело плохо, то есть дело Катарины Ариго. И за какими кошками она вылезла?! Неужели думала, что Манрики с Колиньярами ее отпустят в Эпинэ?! Сидела бы тихо, может быть, дождалась бы Алву, а что теперь?!
Госпожа Арамона не сомневалась, что Анна Рафиано и Дженнифер Рокслей с ней согласны, а Гризельда Биггот была дурой. Странное дело, в жизни Луиза встречала четырех Гризельд, и все были глупы, как пробки. Именно Биггот разболтала, что случилось в Зале Мечей, вернее, расшептала, потому что громко в присутствии ее величества никто не говорил.
Катарина, так и не сменившая черного платья, не обращала внимания ни на траурные физиономии своих дам, ни на перекатывавшийся из угла в угол шепоток. Королева сидела в своем любимом кресле и слушала житие святого Адриана, которое читала графиня Рокслей, вряд ли соображавшая, что за слова она произносит. Остальные чего-то ждали, то и дело скашивая глаза в угол, где стучали огромные дриксенские часы. Короткий осенний день сменился сумерками, слуги внесли свечи, осведомились об ужине. Катарина сказала, что ей все равно, но можно подавать. Подали свиное желе, перепелок, булочки со сливами и фрукты. Ее величество сообщила, что у нее нет аппетита, и попросила ужинать без нее. Луиза честно обглодала птичью тушку и вернулась к опостылевшим пяльцам.
Пошел и прекратился дождь, стемнело, к стеклу прилип мокрый мертвый лист, Ангелика Придд уронила молитвенник. Толстенькая, тисненная золотом книжечка шлепнулась об пол, герцогиня нагнулась, подняла, руки у нее дрожали. Луиза торопливо отвернулась и встретилась взглядом с супругой экстерриора. Анна Рафиано ей нравилась. Если бы почтенная дама не была графиней, они с их неземной красой и скверным характером могли бы стать подругами, но каждый сверчок должен знать свой шесток. Свой Луиза знала.
Толстуха вздохнула, как хорошая корова, и, понизив голос, заметила:
– Посмотрите в окно.
Госпожа Арамона посмотрела. Ничего особенного: темнота, рваные тучи, несколько звезд, огни…
