– Мы не сбежим! – сжал кулаки Горуа. – Пусть мы умрем, но с честью!
– Олларам плевать, с честью ты умрешь или без, – безжалостно бросил Гаржиак. – Главное, что умрешь и не будешь им мешать. Королевская армия пройдет от Кольца Эрнани до Дорака, а освободившиеся угодья кому-нибудь да пожалуют…
– Мы не оставим северянам ни единого целого дома, – вскочил Никола Карваль, – они не получат ничего, кроме пепла и пуль!
– Королевские солдаты тоже умеют жечь и вешать, – Констанс Гаржиак не собирался сдаваться.
– И хорошо, – граф Агиррэ был спокоен. – Народ Эпинэ поймет, кто его враг, а крестьянки все равно рожают каждый год.
– Я согласен с вами, Констанс, – подал голос молчавший до этого Флоримон Шуэз. – Крестьяне и ремесленники трусливы и не имеют военного опыта. Печально, но им важней судьба своей деревни или лавки, чем судьба Эпинэ.
– Свобода превыше всего, – отчеканил Пуэн. – Я согласен с капитаном Карвалем. Олларские ублюдки не получат ничего, кроме головешек и пуль. Эпинэ будет свободной!
– Сейчас крестьянам все равно, – тихо сказал Гаржиак. – Если их дома будут жечь королевские драгуны, они возненавидят Олларов, а если мы – нас.
– Это слова труса! – глаза Карваля налились кровью.
– Вы что-то сказали, молодой человек? – спокойно переспросил Констанс Гаржиак.
– Он ничего не сказал, – с нажимом произнес Робер.
Констанс кивнул головой, но спор увял. Все смотрели на Повелителя Молний. Если он скажет о безнадежности их затеи, его не станут слушать, если согласится вести героев и мстителей в Закат, заорут «виват».
Робер поднялся.
– Правильно ли я понял, что большинство намерено сражаться?
Восторженные вопли заглушили несколько вздохов. Иноходец повернулся к Гаржиаку:
– Граф, вы высказали очень ценную мысль о наблюдении за Кольцом Эрнани. Не возьметесь ли вы воплотить ее в жизнь?
– Разумеется, – Констанс спокойно поправил перевязь. – Я не имею обыкновения перекладывать ношу на чужие плечи.
– Что ж, значит, о приближении королевских войск мы узнаем заблаговременно, тогда и будем решать. Я понимаю ваши чувства, господа, но нам остается только ждать и крепить оборону. Первый ход делаем не мы, но мы должны быть готовы к ответу.
Насколько было бы легче, если б в комнате лежал покойник. Покойник – это понятно: он уже умер, его следует проводить хоть в Закат, хоть в Рассветные Сады и жить дальше. Любая беда, если она уже случилась, лучше неопределенности – кто-кто, а Луиза Арамона испытала это на собственной шкуре. Сейчас лично ей ничего не грозило, но госпожа Арамона, как последняя дура, тряслась за компанию с бабами, которых терпеть не могла. И еще она боялась, что Манрик ее выдаст, хотя как он может ее «выдать», если ни кошки не знает?! И все равно, если кансилльер даст понять, что она на него шпионит, Айрис сорвется с цепи, хотя она и так сорвется.
Луиза в очередной раз глянула в окно – огни в Старом крыле горели по-прежнему, хотя давно миновала полночь. Получил ли Герард ее письма, вернее, письмо господина графа и ее собственное? Догадался ли показать монсеньору? Дуэнья надеялась, что Манрики, без сомнения, сующие носы в ее послания, не обратят внимания на материнское кудахтанье. А вот в том, что монсеньор во всех подробностях помнит их разговор, капитанша весьма сомневалась. Сама Луиза помнила каждое слово, каждый жест, потому ей и пришло в голову вывернуть все наизнанку. Госпожа Арамона изливалась в своей любви к сладкому, умоляла сына извиниться перед монсеньором за ее многословие и слишком долгие сборы.
Только бы Алва прочел и понял намеки, большего она сделать не могла, не писать же: «Монсеньор, «фламинго» вообразили себя орлами, а мозги у них все равно куриные. Возвращайтесь и сверните им шею. Вместе с Колиньярами и прочей сволочью…»
Опять зашипели часы, и все снова вздрогнули. Все, кроме Катарины, железная она, что ли? Луиза оставила опротивевшую вышивку и подошла к Селине. Дочка сидела рядом с Айрис и смотрела в ночь огромными, безнадежными глазами.
– Посмотри, – Луиза протянула несколько ниток, – не могу понять, они одинаковые или нет?
Селина послушно поднесла шелк к свече, губы Айрис упрямо сжались.
– Эрэа Луиза, как вы можете сейчас вышивать?
– Ты права, – надо, чтобы голос звучал спокойно и скучно, – ночью вышивать неразумно, можно закапать работу воском, и потом, при свечах меняются цвета, но вышивка успокаивает. Особенно когда нечего делать.
Айрис упрямо свела брови, но не ответила. И на том спасибо. Девочек не отпустили. Не отпустили никого, даже дуру Биггот, которая была совершенно безобидна и упала в самый честный обморок.
– Эти и эти одинаковые, – тихо произнесла Селина, – а эта темнее. Мама, что с нами будет?
– Не бойся, – Луиза с трудом сдержала желание прижать дочь к себе, – в Октавианскую ночь было хуже.
Селина вздохнула:
– Тогда монсеньор был в Олларии, а теперь мы совсем одни…
Ответить помешал властный стук. И за какими кошками стучать, если ты все равно войдешь?
– Войдите, – бросила королева, и они вошли. Маршал Леонард Манрик, обер-прокурор Жоан Колиньяр и