выправлялось, но впереди было самое трудное – встреча с Катари.
В изгнании Ричард отдал бы десять лет жизни за мимолетную встречу со своей королевой, но кошка- судьба выпустила когти, и сегодня Дикон мечтал об отсрочке, а Алатская галерея и апартаменты Катари неотвратимо приближались.
– Добрый день, герцог. – Уолтер Айнсмеллер приветливо улыбнулся, из-под черных усов сверкнули белоснежные зубы. – А я слышал, что вы больны.
– Вам солгали. – Дик с радостью бы врезал по красивой, ухоженной роже, но цивильный комендант не сказал ничего оскорбительного, а придираться к улыбке глупо.
– Видимо, да, – протянул Айнсмеллер, – людям свойственно заблуждаться. Я рад, что вы здоровы, это воистину приятный сюрприз. Такой же, как сегодняшняя погода. Похоже, дожди мы пережили и впереди только солнце. Но вы, видимо, спешите?
Ричард кивнул, хотя торопиться ему было некуда. Более того, предложи красавец-комендант герцогу Окделлу объехать улицы, по которым пройдет коронационная процессия, Ричард бы с восторгом согласился, но Айнсмеллер ничего не предложил, и Дик пошел дальше, стараясь не разглядывать свое отражение в многочисленных зеркалах. Куафер сделал все, что мог, но набеленное лицо напоминало о ярмарочных арлекинах, и Дик приказал смыть с лица неудачный грим. Не вышло замазать полностью – пусть смотрят, герцог Окделл ничего не скрывает и ничего не стыдится.
«Если не можешь спрятать, выставляй напоказ», – сказала как-то Матильда. Речь шла о корсете, который вдовствующая принцесса приказала выкинуть, но сами слова Ричард запомнил.
В Малой приемной толкалась стража и придворные, в том числе и несколько знакомых. Ричард узнал Никола Карваля и отвернулся. Маленький капитан Дику никогда не нравился и к тому же напоминал сбежавшего Хуана. Не лицом, манерами. Тот же наглый, оценивающий взгляд и та же бесцеремонность. Юноша не сомневался, что Карваль и его «чесночники» ненадежны. Их держала в столице не преданность королю, а воля Робера Эпинэ, который мог вести себя и поумней, и подостойней. Иноходцу льстит, что его люди ставят своего герцога выше короля, но Повелители служат Раканам и Талигойе, а не себе. Робер должен внушить это своему мужичью, но не делает этого. Еще бы, столько лет был единственным близким другом Альдо, а теперь пришлось потесниться.
Мелькнуло очередное зеркало в вызолоченной раме, но Ричард и не подумал сбавить шаг. Быть исцарапанным собственной сестрой, и из-за кого? Из-за убийцы, зверя, способного разрубить человека пополам и рассмеяться! Сумасшедшая кошка, так опозорить дом Окделлов... Постыдилась бы! Хотя чего ждать от девицы, разъезжающей по стране с ротой солдат?
Последний поворот, Голубиная лестница. Через десять минут он увидит королеву. Что он ей скажет?
Говорить о главном, о своей любви, в таком виде невозможно. Что ж, ограничимся рассказами о войне и путешествиях. Жаль, он не осмотрел как следует Святой город, Катари было бы интересно услышать про резиденцию Эсперадора. Храм Семи Свечей, усыпальницы святых...
Впрочем, она и так все знает. По рассказам мэтра Шабли и по книгам Ворона. Можно вспомнить пару не самых известных легенд. Про Эсперадора Руция. Или про юность святого Адриана. Сейчас все забыли, что в юности он бежал с чужой женой на Марикьяру, которую тогда называли Фульгиат.
Высокая фигура на пороге Голубиной гостиной не показалась занятому своими мыслями Ричарду знакомой. Юноша равнодушно скользнул взглядом по приближающемуся человеку, и тот наклонил голову в вежливом приветствии равного равному. Придд! Этого еще не хватало.
– Добрый день, герцог. – Повелитель Волн остановился, что Дика, мягко говоря, не обрадовало. – Если вы направляетесь к Ее Величеству, то вы напрасно теряете время. Королева выехала в аббатство.
– Благодарю вас, сударь. – Как удачно! Он пришел во дворец как ни в чем не бывало, но Катари нет. Альдо разрешил ей выезжать, и она сразу же бросилась в храм. Ей передадут, что приходил герцог Окделл, но не застал. Теперь нужно устроить какое-нибудь поручение у Альдо. Он мог бы догнать Рокслея или встретить Матильду. Через неделю царапины заживут, а о выходке Айрис забудут.
– Ее Величество вернется не раньше чем к вечеру, – скучным голосом сообщил Спрут. Назови Валентин Катари госпожой Оллар, Дикон бы с наслаждением его поправил, но Спрут сказал «Ее Величество». Оставалось или повторять его слова, или... встать на защиту дела Раканов.
– Фердинанд Оллар никогда не был королем, – отрезал Ричард.
– Вы дурно знаете Агарисские Протоколы, герцог, – Валентин держался словно на уроке в Лаик, и это было отвратительно. – Согласно им, Оллары, начиная с Октавия Первого, считаются законными правителями. Святой град не признал олларианскую церковь, но он признал династию.
– Признание было вырвано силой оружия. – Ричард изо всех сил старался сохранить спокойствие. То, что Придд чувствовал себя в апартаментах Катари как дома, бесило. Как же ей тяжело выносить общество этого болвана, и не только его! Неудивительно, что она почти не покидала спальню...
– Оружие – весомый аргумент. – Валентин поправил воротник. – Рамиро Второй был весьма убедителен, но протоколы конклава, пока они не отменены самим конклавом, имеют силу закона. К счастью для вас.
– Что вы имеете в виду? – он не должен выходить из себя, не должен поднимать голос на этого столичного шаркуна. Не время и уж тем более не место!
– Только то, что ваши предки, в отличие от моих, исправно служили Олларам. Неужели вы желаете, чтоб маршал Ричард, кансильер Джеральд, генерал Льюис и другие ваши родичи считались приспешниками узурпатора? Впрочем, вам виднее, чем руководствуются Повелители Скал, давая присягу.
– Вам этого не понять, – отрезал Дикон, осознавая и необходимость остановиться, и невозможность отступить.
– Весьма вероятно, – Валентин растянул губы в улыбке. – Мой отец и мой эр были единомышленниками. Теперь оба в Рассвете, а я делаю то же, что делали они. Я могу предать либо обоих, либо никого.
– На что вы намекаете? – Спрут решил, что Повелитель Скал не может бросить вызов Повелителю Волн? Он ошибается, хотя Альдо будет вне себя.
– Я не имею обыкновения намекать, – светлые глаза смотрели холодно и равнодушно, – просто я согласился с тем, что мне не понять, почему вы присягнули Алве. Впрочем, это меня не касается.
