– Этот молодой человек знает многое, – кардинал расставил бокалы, – но он умеет молчать.
О да, молчит Валентин просто великолепно.
– В Доре Придд и его люди сделали очень много.
– В отличие от тех, чьей прямой обязанностью это являлось. – Кардинал с недовольным видом отхлебнул из бокала. – Зимой я кипячу вино со специями. Увы, сегодня я слишком устал и не имею ни малейшего желания доверять это секретарю. Пьетро весьма полезен, но не в этом случае.
– Доверьте мне, – улыбнулся Робер. – Я, как-никак, служил в Торке.
– Охотно. – Кардинал бросил на стол ключ. – Все необходимое в правой дверце. С жаровней справитесь?
– Конечно. – Из резного шкафчика пахнуло пряностями и лимонами, тускло блеснул медный кувшин. – Однажды в Агарисе я чуть не убил торговку лимонами. Она орала под окнами, а мне хотелось мяса и вина, но не было денег.
– Вы голодны? – оживился Левий.
– Нет. – Эпинэ заглянул в кувшин, внутрь была вставлена сетка для кусочков фруктов. – Сам не знаю, почему вспомнилось. Тогда казалось, хуже быть не может.
– Его Святейшество любил притчу о кролике, которого гнала лиса, – откликнулся Левий. – Бедняга кролик возроптал на свою участь, и в тот же миг мимо пронеслась лань, которую гнала свора собак. Не правда ли, поучительно?
– Очень. – Что лисица, что собаки, для добычи конец один. – Вы любите гвоздику?
– Разумеется, – удивился Левий. – Вы обратили внимание, что сегодня в одном месте собрались все четыре Повелителя и Ракан?
– Вы полагаете, это важно? – Лимонные кольца влажно блестели и пахли Агарисом и уходящей любовью. – То, что мы сошлись?
– Последний раз подобное случилось в ночь падения Кабитэлы. Эрнани Ракан, Алан Окделл, Рамиро Алва, Эктор Придд, Шарль Эпинэ… Четверо погибли, один выжил. Любопытно, знал ли он правду.
– О чем? – не понял Робер, разыскивая гвоздику. Дела четырехсотлетней давности казались неправдоподобно далекими.
– Хотя бы о последней воле Эрнани Ракана, – подсказал Левий, – о его подлинной воле.
– Он же передал власть Придду, – не понял Робер. – Король был болен и отрекся, потом его убили…
– «Убили», – поднял палец Левий. – Так говорят, когда не готовы назвать убийцу, но убийца Эрнани известен четыреста лет. Вы не согласны?
… Расколотая молнией ара, крупный, светловолосый человек за столом и другой, быстрый и смуглый, в дверном проеме. Неслышный разговор, сверкнувшие мечи, тело на каменных плитах…
– Рамиро Алва убил герцога Придда, а его самого убил Окделл, но король… Я не знаю.
– Разве «премудрый» Домециус не открыл вам истину? – Кардинал погладил своего голубка. – Кладите больше корицы, если она вам не отвратительна.
– Мы его не спрашивали. – Свихнувшийся астролог не та тайна, которую нужно беречь. – Альдо хотел узнать свою судьбу, а предки были отговоркой для любопытных.
– Выходит, правду вновь подменила легенда. На сей раз о не вынесшем древних тайн астрологе. Жаль, что четыреста лет назад Окделл поторопился…
– Пожалуй, – не стал спорить Робер, – но Алан был верен сюзерену, это свойственно Скалам.
– Возможно, – лицо кардинала сделалось замкнутым, – но если Алан походил на нынешнего Окделла, его верность стоила недорого.
– Ричард готов умереть за Альдо. – Верность Дикона сюзерену – то немногое, в чем нельзя усомниться. – Дело Раканов для него – все.
– Опять-таки возможно, – согласился Левий, – но я не помню прецедента, когда оруженосец судил бы своего господина. И я не помню прецедента, когда монарх освобождал вассала от присяги оруженосца. В старое доброе время между юношей и эром мог встать лишь Создатель в лице магнуса ордена Славы, но Леонид далеко, и он не одобряет предателей. Как и святой Адриан. По-моему, угли сейчас погаснут.
– Алва освободил Ричарда от клятвы.
– Это говорит об эре, а не об оруженосце.
– Простите, – Робер помешал уголья, по черному побежали закатные сполохи, – не мне судить Ричарда и Алана.
– Сейчас судят не их, – напомнил Левий. – Странное дело, на первый взгляд суд над Алвой кажется глупостью, причем двойной. Герцог Алва жертвует собой, спасая короля. Но умный человек, к каковым я причисляю кэналлийца, спасал бы не Фердинанда, а Талиг. Альдо Ракан заполучил ценнейшего заложника и вытаскивает его на открытый суд с очевидным приговором. Зачем?
– Чтобы исправить мою нерасторопность. Остановив казнь, я оставил Альдо с Алвой на шее, но без средств.
– Глупости, – на коленях кардинала непонятным образом возникла кошка, – ваше благородство играло Ракану на руку. У него был роскошный выбор: его новое величество мог свалить все подлости на разрубленного Люра, поблагодарить Ворона за самоотверженность и отпустить марагонца Оллара к кошачьей матери. Конечно, он вряд ли до нее бы доехал, но причем здесь Альдо Ракан? Ну а если б и доехал… Согласитесь, такое знамя Талиг не украсит, а как заложник Ворон много ценнее, по крайней мере, в глазах Ноймаринена и Фомы. Особенно если страна узнает, от кого на самом деле «дети Фердинанда».
