Очередь, состоявшая исключительно из пожилых женщин и теток с детьми, выстроилась моментально. С каждой он общался не более нескольких секунд. Даже не слушая очередную посетительницу, что-то шептал ей на ухо, и та, обрадованная, уступала место следующей. Я готова была побиться о заклад, что каждую он приглашал посетить индивидуальный прием.
– Ну что, понравилось? – спросил мой спутник. – Уходим?
– Нет, – ответила я. – Я хочу к нему подойти!
Что-то в интонации голоса шамана показалось мне знакомым – и это даже несмотря на то, что ни одного членораздельного звука я от него со сцены так и не услышала.
– Зачем тебе к нему? – спросил Тэрбиш. – Ты что, не видишь, что он шарлатан?
– Он похож на шарлатана? Ваши шаманы не так камлают?
Тэрбиш пожал плечами.
– Мы с Энэбишем не помним отца. Он умер от рака, когда нам еще не было года. Даже Тумэнбаатару тогда было только три. Маму нашу Софьей Израилевной зовут. Мы больше про Ветхий Завет знаем, чем про шаманов.
«Вот так новость! – подумала я. – Мало Учителю, что он монгол, так он еще и еврей к тому же!»
– А почему у вас у всех монгольские имена? – спросила я, пока мы спускались к первым рядам.
– А ты хочешь, чтобы меня, например, с моим лицом звали Изей?
Я хихикнула.
– Так зачем тебе идти к этому проходимцу? – еще раз переспросил Тэрбиш.
– Хочу проверить одну свою догадку.
Когда мы подошли к сцене, вся очередь уже прошла. Великий Сибирский Шаман поднял свой взгляд на нас, и в глазах его отразилась тревога. Он что-то шепнул стоявшей рядом с ним Антонине Поликарповне, и та ринулась к нам.
– Великий Сибирский Шаман устал! Он не сможет вас принять!
Мы уже поднялись на сцену, и я хорошо видела толстенный слой грима на лице Балдана Соднама. Наверное, прочие посетители считали, что это такая специальная шаманская маска, но я все больше убеждалась в том, что правильно уловила знакомый тембр в звуке «Ып!».
– Ничего, – ответила я ассистентке. – Мы не сильно напряжем Великого Шамана.
– От вас исходит тяжелая энергия! Шаман не готов с вами общаться!
Она направила в нашу сторону двух помощников: своего Николая Васильевича и одного из парней- торговцев. Николай Васильевич попытался бесцеремонно схватить Тэрбиша за плечи, но неожиданно для себя оказался на полу, парализованный болью в солнечном сплетении. Через секунду рядом с ним неудобно скрючился вцепившийся мне в руку молодой человек в балахоне. Мы уже стояли рядом с Балданом Соднамом.
– Здравствуйте, Адам Генрихович! – улыбнулась я.
«Шаман» не ответил, но жестом приказал своим помощникам удалиться. Через пару минут вокруг не осталось никого, кроме нас с Тэрбишем и тщательно загримированного недавнего соседа по купе. Последними из комнаты потянулись неудачливые охранники.
– Рад снова увидеться с вами, милая Эвридика! Я так понимаю, что вы с вашим спутником хотите получить назад деньги за вход?
– Вы меня разочаровали, Адам Генрихович! Вы мне очень понравились, и я думала, что вы действительно психиатр и действительно стараетесь помогать людям.
– А я действительно психиатр и действительно пытаюсь помочь людям.
– Вы шутите?
– Нисколько! Сколько стоит вход?
– Триста рублей.
– Ладанка?
– Пятьсот рублей.
– Мое фото в прикиде и макияже?
– Триста рублей.
– Итого, если человек приобрел билет, одну ладанку и одну фотографию, он потратил одну тысячу сто рублей. И что он приобрел?
– Ничего!
– Неправда! Он приобрел пла-це-бо – безвредную уверенность в том, что он на пути к исцелению. А знаете, сколько стоят фирменные и поддельные лекарства, выписываемые по принципу «чем дороже, тем лучше»? Знаете? И незачем вам об этом знать. А здесь полно тех, кто через полгода купит еще и ладанки, и фотографии. Знаете почему? Да потому, что они им помогут! Так же, как часто помогает то самое плацебо! А завтра я приму еще кучу народу лично и попробую их убедить не жрать всякую дрянь, почаще дышать свежим воздухом, завязать с курением и пить вместо дрянной водки красное сухое вино и зеленый чай. Что плохого?
– Да в общем, ничего...
– Процентов десять послушаются, и им станет лучше, а тем, кто смолит сигарету за сигаретой и запивает пивом сало по три раза в день, так и надо.
– А что вы делаете, уважаемый, – присоединился к беседе Тэрбиш, – чтобы ваши пациентки беременели?
Шаман-Берг расхохотался.
– Эвридика! Ваш друг просто как маленький, ей-богу! Впрочем... – Он посерьезнел. – Это профессиональный секрет.
– Кстати, – заметила я, – ваше навязчивое предложение приобретать ладанки и фотографии для детей в теорию о плацебо не укладывается. И некрасиво это как-то...
Адам Генрихович развел руками.
– А вот в этом я с вами согласен. Грешен! Но я тоже должен покрывать расходы. Знаете, сколько с меня за зал дерут?! И необходимо получать хоть какую-то прибыль, чтобы не таскаться по всяким областным мясокомбинатам...
– Вы там не пострадали, кстати?
– Нет. К ролевой игре мы, слава богу, приступить не успели. Они еще ночью начали отношения выяснять. Вместо того чтобы психологией дурацкой заниматься, я помогал вытаскивать раненых из огня. Не шучу, между прочим!
Он засучил рукав и продемонстрировал следы сильнейшего ожога на предплечье.
– До сих пор болит, между прочим! А я камлаю, в бубен бью!
Надо же, подумала я, хоть в чем-то Вадим Петрович Дубис был прав. Хотя даже после этого образ журналиста не стал для меня более привлекательным.
– Я надеюсь тем не менее, что все ваши открытия, равно как и содержание нашей беседы, останутся в тайне. Ибо от разглашения пострадаю не только я, но и уверовавшие и оттого вставшие на путь исцеления.
– Хорошо, – согласилась я. – Но вы, Адам Генрихович... Или... вы еще и не Адам Генрихович к тому же?
– Нет-нет! Тут без обмана – Адам Генрихович Берг, дипломированный врач, по-прежнему к вашим услугам.
– Так вот, Адам Генрихович, вы помните инвалида, художника, Володя его зовут...
– Церебральный паралич? Гемангиома в половину лица?
– Да...
– Помню, конечно! Интересный человек... Очень талантливый... Сумасшедший совсем... Только не зовут его уже теперь, звали.
– Почему звали? Что с ним случилось?
– Несчастный случай. Недавно совсем. Он в маленьком домике рядом с монастырем жил, в финской бытовке. Кабель закоротило, видимо. Посередине ночи все вспыхнуло. Не успели ничего сделать. Сгорел.
У меня внутри все похолодело.
