Саша Канес
Шоколадная ворона
Терминал
Огромный неоновый циферблат на стене показывал девять часов тридцать минут вечера. В небольшом ресторане на втором этаже международного терминала аэропорта Шереметьево сидели и тихо беседовали два человека. Говорил в основном один, черный носатый мужчина лет сорока, одетый в дорогой темно-серый костюм. Его собеседником был молодой человек крепкого телосложения в джинсах и спортивной куртке. Широкие скулы и характерный разрез глаз не оставляли сомнения в азиатском происхождении парня. Изувеченное и испещренное шрамами лицо его нервно подергивалось, он то и дело трогал пальцами левой руки свой сломанный и вдобавок обезображенный шрамом нос – будто с недоверием проверял, на месте ли тот вообще. Разговор шел на русском языке, хотя каждый из собеседников говорил на нем с небольшим акцентом.
Молодого человека звали Серик Гулиев, и родом он был из казахского поселка под названием Баян-аул, раскинувшегося на берегу озера Жасыбай. Два часа назад Серика привезли сюда из небольшого подмосковного городка, расположенного на живописном берегу Оки. Он уже бывал раньше в этом международном аэропорту – летал отсюда в Сирию, где целых три месяца жил и тренировался вместе с молодыми мусульманами из других стран. Именно там после встречи со стареньким белобородым шейхом, приехавшим из Саудовского королевства, Серик и выразил готовность стать шахидом. Этот внешне спокойный, благообразный старик специально проделал нелегкий для него путь, чтобы пообщаться с молодежью.
Своего сегодняшнего нового наставника Серик знал только по имени – Рамзи. Еще вчера Серик чувствовал себя уверенно и спокойно, но сегодня с самого утра его буквально трясло, и никакими усилиями он не мог совладать с собой. Рамзи прекрасно понимал, что творится с парнем – так бывало почти всегда. Но он хорошо знал свое дело и снова и снова повторял то, что уже давно было сказано. Важно было ни на минуту не оставлять сознание Гулиева в покое и говорить с ним, говорить, говорить... Рамзи вынул из кармана что-то скрученное темно-зеленое и протянул Серику:
– Пожуй, это бетель, мне его привезли наши братья из Пакистана. Говорят, очень приятная вещь.
– Это что, наркотик? – испугался молодой казах.
Он знал, что большинство его товарищей по тренировочному лагерю, особенно будущие шахиды, курят зелье. Но сам Серик все еще ощущал себя спортсменом и любому куреву противился. Бетель он также воспринял настороженно.
– Что ты, брат! Какой там наркотик! Это так... тонизирующий листок. Его просто жуют. Многим нравится – в Индии, в Пакистане. Если невкусно, выплюнь.
Серик быстро сунул бетель в рот и попробовал пожевать. Сладковатый вкус выделившегося сока показался ему приторным и даже гнилостным. Он выплюнул образовавшуюся массу в ладонь и глазами начал искать, куда выбросить. Но пепельниц на столиках в «некурящем» кафе не было. Рамзи пододвинул ему свой пластиковый стаканчик из-под колы:
– Бросай сюда. Я пойду, возьму еще стаканчик. Ты, брат, что-нибудь еще – чай, сок или кока-колу – будешь?
Серик неуверенно пожал плечами:
– Чай принеси. Кока-колу, говорят, много пить вредно...
Он запнулся, осознавая, что сморозил глупость.
Но Рамзи, глазом не моргнув, согласно кивнул, двинулся к стойке буфета самообслуживания и через минуту вернулся с двумя дымящимися стаканчиками в руках. Серик повернулся назад всем телом и стал смотреть, как по коридору идет экипаж одного из бесчисленных международных рейсов. Последними, громко смеясь и стрекоча на непонятном Серику языке, проследовали две молоденькие стюардессы. Они вдвоем катили за собой один голубой чемодан на маленьких прорезиненных колесиках, с длинной выдвижной ручкой. Держаться вдвоем за одну ручку было неудобно, девушки то и дело сталкивались бедрами, и пышный бюст одной из них не переставая колыхался под форменным синим кителем и белой сорочкой. На лбу Серика выступила испарина. Ему безумно захотелось увидеть, как этот бюст выглядит без всего. И еще он чувствовал, что куда-то уходит ненависть и тает, тает, тает... вера.
Вслед за стюардессами по гулкой пустоте коридора быстрым шагом проследовала молодая темнокожая женщина. Ее лицо было европеоидным и совершенным по пропорциям. То же можно было сказать и о фигуре: длинные ноги, осиная талия, высокая грудь и безукоризненная осанка. Дыхание у Серика перехватило, и сердце сжалось, когда женщина чуть замедлила шаг и бросила на него резкий и пронзительный взгляд совершенно необычных для черной расы изумрудных глаз. Он вспомнил, что уже один раз видел эту красавицу несколько месяцев назад на маленьком полевом аэродроме на окраине Подольска. Ошибки быть не могло.
Собеседник Серика сидел вполоборота к коридору. Он ее не увидел.
– Главное, о чем ты должен всегда помнить, – они слабее, глупее и трусливее нас! – словно издалека услышал Серик голос Рамзи. – Американский летчик летит бомбить наших братьев в самолете-невидимке, чтобы не быть обнаруженным радаром, он окружен броней, под пилотским креслом – пиропатрон, который должен выстрелить этим креслом вверх и спасти подлую жизнь неверного, если с помощью Аллаха самолет его будет подбит. А мы с улыбкой взрываем себя в толпе врагов и, отправив их в ад, сами взлетаем в небо, где нас ждет милостивый и милосердный, где поют ангелы, где небесные девы откроют нам свои объятия.
– А скажи, какие они? – Серик отер свой мокрый лоб тыльной стороной ладони.
– Кто?
– Ну, девы эти небесные, они какие? Как выглядят, что говорят, как смеются?
– Они самые прекрасные, Серик! Их смех чист и светел, а говорят они только о том, какой ты славный герой. О чем же еще им говорить? Ведь Аллах создает их специально для тебя, чтобы наградить именно тебя. О! Он знает мысли каждого, Серик! Каждому мужчине за всю его жизнь нравится несколько женщин и каждый про себя знает несколько образов абсолютной красоты! И все они будут с тобой там, в раю!
– Ты знаешь, а мне, по-моему, одна только нравилась! Я один знаю образ красоты! – На глазах у Серика выступили слезы.
Честно говоря, едва произнеся эти слова, он понял, что это не совсем так. Та, ради которой он летел в Москву, – конечно, прекрасная девушка. Но и та темнокожая дива, которую он сейчас снова увидел, завораживала его своей красотой.
– Значит, будут они все, как одна! Как та, о которой ты мечтаешь!
– Ну, нестрашно, если кто-то из них будет чуть-чуть отличаться... – Серик попытался улыбнуться сквозь влажные ресницы.
– Да, и все они будут ласкать тебя и отдаваться будут тебе, и только тебе!..
– Рамзи, а что будет, если...
– Что если, Серик?
– Ну, если я не справлюсь... с семьюдесятью двумя... сразу...
– Справишься с семьюдесятью одной, а семьдесят вторая постоит рядом и подождет.
Рамзи сам понял, что допустил ошибку: молодой человек сейчас не может и не должен понимать юмора. С будущим шахидом нельзя шутить, он должен перестать быть человеком, он должен быть настроен на последний прыжок, как дрессированный зверь. А чем отличается зверь от человека? Только тремя вещами: у него нет чувства юмора, он не ведает, что сам смертен, и, наконец, ему неизвестно сослагательное наклонение – частица «бы» напрочь отсутствует во фразах, построенных по методу азбуки глухонемых, которой удалось обучить самых умных человекообразных обезьян. Так и готовый к своему последнему делу шахид должен быть предельно серьезен, осознавать, что его ждет не гибель, а встреча с небесными девами, ибо интим с семьюдесятью двумя девами проще и понятнее, чем единение с непредставимым и бесконечным Аллахом, милостивым и милосердным. И разумеется, никаких «бы» и «если», никакой попытки развеселиться! Так что сорвавшаяся с языка шутка была ошибкой, и Рамзи понимал: ошибку эту придется в ходе дальнейшей беседы сглаживать и исправлять.
– Нет, я серьезно, Рамзи! – как и следовало ожидать, обиделся Серик.
