Его раздумья прервались внезапно – в зал вошла та самая темнокожая девушка с зелеными глазами, которую он заметил совсем недавно в зале регистрации и которую до этого видел на подольском аэродроме. Она оставила молодому человеку на стойке приглашение и пошла к столику у окна. В мягком свете желтоватых ламп изумительная бархатная кожа ее казалась отлитой из самого настоящего молочного шоколада. Сев в кресло, она осмотрелась. Острый, даже немного жесткий взгляд скользнул по лицу Серика. Он не понял, узнала ли его темнокожая дива, но загнанное сердце будущего шахида забилось еще сильнее.
До посадки на рейс оставался целый час.
Схватка
Чтобы согреться, бежим двадцать минут. Три круга бежим в нормальном темпе, а один рвем изо всех сил. Потом опять три круга приводим дыхание в порядок. Батый непрерывно следит за нами. Он молчит, но все знают, что от его взгляда не ускользает ничего – ни ошибка, ни тем более халтура. Его лицо бесстрастно, как шаманская маска, оно ничего не выражает.
Батый – великий Учитель. На самом деле по документам он Тумэнбаатар Орчибатович Орчибатов. Отец его – монгол. У монголов раньше не было фамилий, да и отчеств, честно говоря, тоже не было. Но порядок есть порядок. Учитель родился в Советском Союзе, и он российский гражданин. Значит, в паспорте должны быть и фамилия, и имя, и отчество. Отец Учителя – Орчибат, и фамилию, как и отчество, ему дали по имени отца. Мы зовем его Батый, за глаза, конечно. Вслух произносится только Учитель.
Пробежка закончилась, но мы не останавливаемся. Кувырки вперед и назад. Никаких пауз. Каждый круг – новое движение. Сальто вперед, назад. Выход на две точки. Отдых – это бег. Рядом со мной бежит новенький – Исмаил Мусаев. Учителю он явно не понравился. Каждый из нас, его учеников, понял это. Точнее, почувствовал нутром. Ведь на каменной маске азиатского лица ничего не прочесть.
Продолжаем. Отжимаемся сто раз на кулаках. Когда-то это было больно, очень больно. Но теперь я привыкла. Этот корячится и сопит рядом. Там, где он занимался раньше, так не тренировались. Ничего, пусть сопит! Он заявился сюда с отцом. Мурат Хаджи Мусаев лично привел своего сынка, свою гордость. А вокруг них кругами бегал чиновник, отвечающий за спорт в нашей префектуре. С придыханием представил малого как восходящую звезду ичкерийского спорта. Именно этот Петр Петрович или Иван Иванович (чтоб я помнила!) прибегал к нам два дня назад и просил принять новенького в клуб. Пока он рассказывал Батыю о том, какая честь для нас принять в свои ряды сына орденоносного депутата, я сидела за столом Батыя и занималась по его просьбе приведением в порядок журналов и ведомостей. Волей-неволей я выслушала целиком почтительный рассказ косноязычного районного чиновника о его богатом покровителе. Если все, что он нес, перевести на нормальный язык, то становилось понятно, какую именно карьеру сделал упивающийся своей значимостью вайнах[1]. Когда-то служил прапорщиком в железнодорожной части. Попался на воровстве бытовок и обмундирования. Получил срок. Вышел на свободу по амнистии. Вернулся на свою историческую родину в Гудермес. Там дорос от рядового продавца киоска «Союзпечать» до полевого командира в одной из банд. Потом сдал федералам своего старшего, за что получил прощение за многочисленные зверства. Вдобавок ко всему ему вручили еще и звезду Героя России. Окончательно выйдя из леса, Мусаев переквалифицировался в народные избранники и, как это у нас водится, стал одновременно преуспевающим предпринимателем. Присосался к нефтяной трубе у себя на родине и захватил еще много всяческого нужного и ненужного ему имущества по всей России. Разумеется, обосновался и в Москве. Прикупил домик на двух гектарах земли в Одинцовском районе, привез родню и закорешился с местной властью, в особенности с руководством так называемых правоохранительных органов. Ребята при мне неоднократно шептались, что эта тварь предпринимает осторожные пока попытки прибрать к рукам весь спортивный комплекс, частью которого является наш клуб.
Слава богу, Мусаев-папаша пробыл недолго. Одарив окружающих высокомерным кивком, он ушел... уплыл, что-то гортанно порыкивая в свой отделанный золотом мобильник. Сынок, оставшись один, сразу же попытался ввернуть присутствующим что-то про свой тейп[2] и про высокое положение своего родителя. С раздражением обнаружил, что ни его понты, ни он сам никого не интересуют. Тогда, покосившись на меня, обратился к Учителю с наглым заявлением, что не привык, дескать, чтобы мужчины тренировались вместе с женщинами. Мужчина, блин! Этому, с позволения сказать, мужчине нет еще и двадцати, на лице двухдневная щетина, как у сорокалетнего пастуха, а от тела исходит неистребляемый никакими дезодорантами запах. Нет, не запах – нестерпимая вонь! Природа наделила меня повышенной чувствительностью к запахам. Иногда иметь тонкий нюх очень полезно, но порой эта природная способность доставляет мне мучения. Сегодня, например! Постараюсь об этом не думать. А о чем думать? Сколько в нем веса? Думаю, семьдесят пять – семьдесят семь килограммов... примерно. Вес откормленного барана.
Батый не удостоил его ответом. Только показал рукой на место в строю. Я знаю, каков ответ Батыя. Я читаю этот ответ в узеньких щелках его глаз, поэтому разминаюсь особенно усердно.
Сегодня день схваток. Батый составил пары. Разумеется, я с этим гудермесским м...м. Тот вне себя от негодования. В глазах бешенство – разорвать меня на части собрался. Ну-ну!
Батый, кажется, даже не смотрит на нас. Никто вообще никогда не знает, куда Батый смотрит. Я, честно говоря, до сих пор не знаю, какого цвета у Учителя глаза. Но при этом он видит все – проверено!
Перед схваткой преодолеваю чувство гадливости и протягиваю свою руку противнику. Вместо того чтобы ее пожать, он демонстративно вытирает ладонь о куртку. Дескать, брезгует! Мужчина! Орел кавказский! От настоящих пернатых хищников тоже, кстати, пахнет не розами, но мой сегодняшний соперник уже не пахнет – он смердит!
В зале есть еще один человек, в глазах которого – бешенство. Это мой воздыхатель, Денилбек, соплеменник моего сегодняшнего противника, но его родители не в «авторитете», они не бандиты и даже не воры, они – школьные учителя. Кажется, сейчас Денилбек ненавидит весь мир за то, что именно я оказалась один на один с этим жлобом. Он даже не смотрит в сторону Учителя, который так решил. Данила – славный парень, и, судя по всему, я и впрямь ему небезразлична. Но, увы, этот парень ему пока не по зубам. Так что я опять сильнее, и ему это тем более невыносимо.
Ну ладно, поехали! Нет, парень, так у тебя ничего не получится, даже не мечтай! Конечно, я килограммов на двадцать легче, и на полголовы ниже, и чуть-чуть другого пола к тому же. Но не рассчитывай, что сегодня это тебе даст хоть какое-то преимущество! А вот бить исподтишка нехорошо! Ты думаешь, Батый этого не видел. Зря так думаешь! Впрочем, это не важно. Хочешь сделать мне больно, разозлить меня. Мне и впрямь больно, но я пока потерплю. Ага! Намотал отворот куртки на кулак и ударил меня в скулу. Это и между мужиками-то западло, а с девушкой – разве так можно? Шучу! Вижу, что ты способен на все! Сегодня схватка происходит в рамках правил спортивной борьбы дзюдо. Я, на твое счастье, строго придерживаюсь этих правил. Ты – нет!
Я опять ускользаю, и ты ловишь пустоту. Такие, как ты, всегда звереют от собственной слабости! Ах ты дрянь! Ударил меня в грудь! У меня на днях месячные начнутся, и грудь, сжатая плотным трикотажным лифчиком, особенно чувствительна и болит даже сама по себе. А ты еще и специально ударил! Всему есть предел, тварь вонючая! Что ты там прорычал сквозь зубы, а? «Я порву тебя, обезьяна! Я порву и вые...у тебя, макака!» Дешевка! Ты не знаешь, что в жилах «обезьяны» кипит кровь племени Тигре! Ты, конечно, никогда не слыхал про людей Тигре! Иначе знал бы, выб...к, что терпение никогда не отличало представителей моего рода! И сама я уж никак не исключение! Особенно это актуально сейчас, когда все нутро мое переворачивает проклятый ПМС!
Все, мне эта игра с тобой надоела! Пора заканчивать! Я закидываю правую ногу высоко вверх и раскручиваюсь вначале влево, потом сразу назад по часовой стрелке! Не ожидал?! Твоя тупая голова мотнулась в сторону. Твоя шея не успела напрячься, и шейные позвонки хрустнули на весь зал! Больно тебе?! Отлично! Твоя левая кисть уже накрепко сжата моими руками. Теперь я в воздухе! Мой противник – моя опора! И вот теперь у тебя остался только один шанс – рухнуть на колени и свободной правой рукой стучать по татами. Сдавайся! Проси пощады! А ты дурак! Ты решил, что сможешь стряхнуть меня, решил, что сожмешь руки в «замке», а у меня не хватит сил разъединить их и провести болевой прием? Ну-ну! Ты не видел, какого веса штангу отрывает от помоста «макака» своей обезьяньей спиной! А может быть, ты надеешься, что тебе не придется сдаваться, что Батый увидит нас и сам остановит схватку, а ты потом будешь трепать направо и налево, что тебе просто не дали меня порвать на части? Ну уж нет! Ты ведь хотел, чтобы он не замечал, как ты бьешь меня в скулу кулаком, замотанным в отворот куртки, и как дважды
