— Пока да.
Саймон, естественно, был разочарован. Он ожидал, что она будет гоняться на машинах. Что от нее будет зависеть все самое главное. А сидеть в ожидании у телефона — это несексуально и скучно. Это, так сказать, слишком по-матерински.
Она сказала:
— Я читала Уитмена. И в это самое время какой-то маньяк писал строчку из Уитмена на стене напротив моей двери.
— Уитмена не читал, — сказал он.
Она сказала:
— У Чэпмена был с собой экземпляр «Над пропастью во ржи», когда он застрелил Джона Леннона.
— Почему, по-твоему, мальчишка из всех выбрал Уитмена?
— Не знаю, пытаюсь разобраться.
— А почему Чэпмен взял с собой именно Сэлинджера?
— Я бы сказала, Сэлинджер питал его нарциссическое самоощущение ранимого одиночки. Он ассоциировал себя с Холденом Колфилдом. Холден был прав, а весь остальной мир заблуждался. Большинство пусть думает, что убивать Джона Леннона — это плохо, но Чэпмен считал, что так будет правильно.
— Думаешь, твои мальчишки приблизительно так же воспринимают Уитмена?
— Не знаю. Завтра у меня встреча со специалистом по Уитмену из Нью-Йоркского университета.
— Ты устала?
— Еще как.
— Тогда пошли спать.
Кэт скользнула в постель, а Саймон все еще исполнял в ванной свой ежевечерний ритуал. Спальня у Саймона была святая святых, хранилищем главных его сокровищ. Вдоль южной стены шли полки с бесконечными рядами ваз, блюд и кувшинов, бледно-зеленых и лунно-серых. С противоположной стены на керамику смотрела коллекция игрушек и музыкальных шкатулок чугунные статуэтки Дяди Сэма, запряженные лошадьми пожарные кареты, танцующие медведи, резные ящички, в которых жили любимые песни людей, сотни лет как умерших.
Кэт тонула в пышных подушках, в тончайших простынях. Разумеется, ей это нравилось. А почему бы не нравиться? Она здесь очутилась случайно. Если бы они с Саймоном в одно и то же время не оказались в ресторане «Читарелла» (там готовят лучшие в городе крабовые котлетки, а она была без ума от крабовых котлеток), если бы не шел дождь, если бы перед ними не остановилось одно такси…
Вот так вот. Так быстро и легко. Шутливые подначки на заднем сиденье такси (Вы торгуете будущим? Вот уж нелегкий труд. Вы общаетесь с убийцами? Это ваш труд нелегкий). Чашка кофе и то, как он обхватил ее большими пальцами и постукивал ими по ободку. Красивые пальцы (пальцы — едва ли не первое, на что она обращала внимание в мужчине) и манера покусывать нижнюю губу — из-за этого-то все в первый раз и произошло. Немного позже выяснилось, что он из тех мужчин, которым важно доставить девушке удовольствие, и Кэт весьма это оценила. Ну и что из того, что он был скорее сосредоточенным, чем страстным, что то, как он занимался любовью, несколько напоминало взаимовыгодную деловую операцию — все равно в постели он был замечательным, и она надеялась, что со временем, побольше пообщавшись с ней, он раскрепостится. А чего каждый раз стоило настоятельное желание ее увидеть; чего стоила невозможная красота и надежность его квартиры, светлый комфорт во всем. Его коллекции и мягкие кожаные диваны, огромная хромированная головка душа. И что значило больше: пальцы, губы, добросовестный секс — или все то, чем это было обставлено?
Мужчина… Она была не из тех, никогда не гонялась за богатыми мужиками, даже в юности, когда от ухажеров не было отбоя.
Но так или иначе, она была здесь, в надежном уюте его спальни, высоко над городскими улицами. Было в этом — надо согласиться — что-то неправильное. Возможно, неправильное. Толика расчета. А разве нет? Она приобщала его к реальной жизни городских улиц, приятно щекотала нервы. Его самого она делал сложней и интересней. Взамен он давал ей… Что именно? — да все это.
И любовь тоже… Она и вправду любила его, а он, похоже, любил ее. Она много лет прожила без того, что можно было бы назвать любовью. Она не готовилась к встрече с Саймоном или кем-то, на него похожим, — но вот он тут как тут. Вот они, его пальцы, губы и брови; его благополучие и солидность; его потаенное «я», хрупкое, ранимое, временами негодующее, которое она чувствовала в Саймоне, думала, что читает по его лицу, когда он спит.
Саймон вышел голым из ванной и улегся в постель рядом с Кэт.
Он спросил:
— По-твоему, мальчишка перезвонит?
— Трудно сказать.
— Но предположить-то можно.
Она сказала:
— Если партнер однажды вступил с тобой в контакт, велика вероятность, что он захочет этот контакт продолжить.
Она так устала, что не могла противиться желанию позволить себе легкую скабрезность.
— Вполне логично.
— Следовательно, надо попытаться заместить собой предмет, на который направлены его эмоции. Если повезет, если очень повезет, ты станешь тем, кого он любит и хочет уничтожить. Он начинает перенаправлять все свои переживания на тебя.
Ни стыда ни совести. Это ведь даже не правда. Сексуальный треп.
— Так действуют психотерапевты, — сказал Саймон.
— И да и нет. По отношению к таким людям следует проявлять сострадание, но при этом и волю. Им обязательно нужен кто-нибудь, кто бы ими руководил. Голос, который звучит у них в голове, велит делать то, в правильности чего они сомневаются. Поэтому им нужен другой, новый голос. Возможно, поэтому-то они и звонят.
Может, хватит? Не пора наконец заняться сексом или, ничем не занимаясь, просто уснуть?
Он сказал:
— То есть ты пытаешься стать голосом, звучащим у них в голове?
Он пробежался пальцем по ее предплечью, как будто читал азбуку Брайля. У них, без сомнения, мог бы родиться красивый ребенок. Тельце цвета жженого сахара, упругие кудри на головке. Кэт, вероятно, еще не так стара для этого. Наверное, не так стара.
— Ага, — сказала она. — Вместо пришельцев, агентов ЦРУ, или кого они еще там слышат.
— Хочешь стать новым бредом, взамен приевшегося.
— Да. А если из этого ничего не выходит, подонка выслеживают и убирают.
Наконец-то. Саймон поцеловал Кэт и потянулся к ее груди.
В четверть четвертого Кэт проснулась. Она полежала минуть пять, стараясь снова уснуть, поняла, что толку не будет, и вылезла из постели. Пошла в гостиную, достала из сумочки «Листья травы» и принялась читать.
