Отложив книгу, она подошла к окну, взглянула на погруженный в сон Нью-Йорк. С двадцать третьего этажа он выглядел красиво и немного нездешне — огни, тишина и те несколько звезд, которым удавалось пробиться сквозь повисшее над городом марево. Прямо перед ней светились окна Трибеки,[22] а дальше — только пустое небо.
Где теперь этот мальчишка? Спит? Навряд ли. Кэт представила, что он тоже бодрствует, как она сама, и смотрит в какое-то другое, свое окно.
Люку теперь было бы двенадцать. После его смерти она не сомневалась, что он не исчез, а находится где-то, — так же, как, забеременев, не сомневалась, что он уже живет внутри нее. Она никогда не верила в Бога. Она не позволила скорби загнать ее в церковь. Обращение к Богу скорее всего помогло бы, но пошло бы против ее природы; в лучшем случае оно означало бы ни с того ни с сего, в истерическом порыве принять нечто, чего она старательно избегала все свои детские годы. Ты взял у меня ребенка — хорошо же, но не надейся, что я скрою лицо за вуалью и грохнусь на колени перед статуей. Не надейся, что я стану хлопать в ладоши и распевать псалмы. Проделать все это было бы изменой самой себе.
И все же Люк не исчез. Она понятия не имела, где он может находиться. Он не вознесся на небеса, он не превратился в призрака, но где-то он все-таки был. Он не пропал без следа. Она нутром чувствовала это. Больше она ни во что не верила. Ну еще разве в то, что в полном опасностей мире есть место справедливости.
Обратно в постель она легла перед самым рассветом. Спать не хотелось ни чуточки, но, притворяясь, будто хочет спать и вот-вот уснет, Кэт иногда удавалось себя обмануть. Саймон ровно дышал рядом, что-то тихонько бормоча во сне. Ему было неведомо, что значит плохо спать. Она старалась не возненавидеть его за это.
Когда зазвонил сотовый, сна по-прежнему не было ни в одном глазу. Десять минут седьмого.
— Кэт Мартин слушает.
— Кэт, у меня твой парень. Соединяю.
Это была Эрна из отдела. У Кэт быстрее забилось сердце. Саймон открыл глаза, недоуменно поморгал. Она приложила палец к губам.
Кэт сказала:
— Давай, Эрна.
В трубке послышалось какое-то шуршание, потом голос:
— Алло?
Теперь он казался ей еще моложе, чем подсказывала память.
— Алло. Кто это?
— М-мм… Я уже раньше звонил.
— Помню.
Спокойно. Говорить как ни в чем не бывало.
— Со мной может случиться плохое, — сказал он.
— Ничего с тобой не случится, если ты позволишь тебе помочь. Ты писал что-нибудь на стенке вчера вечером?
— Что?
— Ты писал что-нибудь вечером? На стене писал?
— А… это. Ага.
— Что ты хотел мне этим сказать?
— Что хотел, то и сказал.
Саймон сел в кровати и во все глаза смотрел на нее.
— Ты правда думаешь, что умереть — хорошо? — спросила она.
— Я пока, по-моему, этого не хочу, — сказал мальчик.
— А кто хочет, чтобы ты умер?
— Так устроено. Я этого не знал. Если не хочешь — тебя убьют.
— Кто-нибудь велит тебе убить себя?
— Я стучу и барабаню, прославляю мертвецов.
— Это Уитмен? — спросила она.
— Кто?
— Уолт Уитмен. Это слова Уолта Уитмена?
— Нет. Уолт так не говорит.[23]
— Откуда же ты их знаешь?
— Из дому.
— Кто-то велит тебе делать вещи, от которых тебе будет плохо, будет плохо другим людям. Ты в этом не виноват. Кто-то хочет тебе вреда. Скажи, где ты сейчас, — я приеду и тебе помогу.
— Нельзя.
— Не надо бояться. Тебе нечего бояться, но ты обязательно должен позволить мне тебе помочь. Откуда ты звонишь? Мне это можно сказать. Все будет хорошо.
— Следующий будет завтра.
— Что он заставляет тебя сделать? Не надо этого делать.
— Все, мне пора.
— Подожди. Ты не виноват, что попал в беду. Я могу тебе помочь.
— Долговечен ли город огромный?
— А ты как думаешь?
— До свидания.
Он повесил трубку.
Чуть не дрожа от волнующей догадки, Саймон сказал:
— Это был он.
— Да, он.
— Что он говорил?
— Помолчи минутку, ладно?
Снова зазвонил сотовый. Она заранее знала, что это Пит.
— Твою мать, Господи Иисусе, — сказал он.
— Откуда он звонил?
— Из автомата в Бед-Стай.[24]
— Они завтра собираются прикончить еще одного.
— Он так сказал? Как думаешь, это правда?
— Если так, навскидку, — то не уверена.
— Тут мы с тобой сходимся.
— Но, по-моему, настроен он серьезно.
— По-моему, тоже. А что он там гнал про Уитмена?
— Хороший вопрос. Похоже, маленький засранец выучил наизусть всю книгу целиком.
— Он говорит, что знает те слова из дому. Что это может значить?
