— Скверные слова, Блейк, — произнесла она, без особого, впрочем, гнева или упрека. — В сердце каждого мужчины есть уголок, которым он втайне ненавидит женщин. Какие же вы все лицемеры! Рассуждаете о добре и зле, правых и виноватых, хотя ровным счетом ничего не понимаете.
— Кто ты? — гневно спросил я.
— Хелен Пиласки.
— Это ложь! Ты же сама это только что отрицала.
Она пожала плечами.
— Не знаю, как ещё вам ответить, Блейк.
— Ты была знакома с Лемом Бриско, миллионером из Аризоны?
— Разумеется.
— Разумеется, — передразнил я. — Хелен, ну почему ты не хочешь рассказать мне о себе? Зачем играть в эти идиотские шарады?
— А почему вы считаете, что я должна вам о чем-либо рассказывать, Блейк?
— Потому что в противном случае я не смогу тебя защитить. Ты появилась в Сан-Вердо, как гром среди ясного неба. Вскружила голову куче мужчин, использовала их, а потом вышвыривала прочь, как ненужный хлам. Не считая судьи Ноутона, которого ты убила. Для разнообразия.
— Да, Блейк. Вы несколько драматизируете, но в основном правы.
— Зачем ты приехала в Сан-Вердо?
— Я не могу ответить на этот вопрос, Блейк. Что здесь, что где-либо ещё — все закончилось бы тем же. Я ведь уже много где побывала.
— Где?
— Это не имеет значения, Блейк.
— Ты объяснишь мне, почему убила судью?
— Я не могу.
— Не хочешь, значит.
— Нет-нет, Блейк. Дело не в этом. Просто я мыслю иначе, чем вы. Допустим, я сказала бы, что убила судью Ноутона, потому что он меня раздражал. Или досаждал мне. Это, должно быть, моя вина, но я не в состоянии это объяснить.
— Я прошу лишь об одном — назови хоть какую-то причину. Дай мне мотив.
— Вот именно это я и не могу сделать, Блейк.
— Господи, что я должен думать?
— Вы сами себя мучаете, Блейк, — твердо сказала она. — Я ведь не просила, чтобы меня защищали. Я убила его, находясь в здравом уме, и не прошу о снисхождении. Это ведь вы настаиваете на защите. Вы не можете меня защитить… как, впрочем, и любить.
— Что ты хочешь этим сказать? — медленно спросил я.
— То, что любовь между нами невозможна.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, — вздохнула она.
Некоторое время я молчал, а Хелен смотрела на меня. Выражение её лица, как и всегда, непрерывно менялось, но мне показалось, что я заметил в нем участие. Впрочем, я мог и ошибиться.
— Можно ведь и побег устроить, — вполголоса произнес я. — Я понимаю, что это звучит как романтические бредни, порождение голливудских сказок, но мне кажется, что я бы смог его организовать. Я несколько ночей ломал голову. Я могу оглушить надзирательницу. Пистолет у меня со мной — мне выдали разрешение. Снаружи дежурит всего один охранник. Я бы о нем позаботился. Через восемь минут мы бы были уже в вертолетном порту. Там организованы челночные рейсы в Лос-Анджелес. Я знаком с одним пилотом. За десять тысяч долларов он высадит нас в Мексике, а там — ищи ветра в поле. Он объяснит, что я вынудил его лететь под дулом пистолета. Из Мексики мы переберемся в Бразилию. Эта страна беглых преступников не выдает. Деньги я наскребу. А, оказавшись в Бразилии, мы начнем новую жизнь. Я ещё достаточно молод, чтобы устроиться на работу. Если не захочешь остаться со мной — что ж, довольствуюсь тем, что ты осталась в живых. Больше мне ничего не нужно.
Долгое время она молчала, поедая меня глазами. Потом кивнула.
— Да, Блейк, я вижу, что вы на это способны.
— Способен.
— Вы сможете все бросить. Все, ради чего вы трудились и жили, о чем мечтали и к чему стремились, пока не увидели меня. Свою жену и детей, дом, карьеру, репутацию. Вы готовы от всего отказаться, чтобы вызволить из тюрьмы проститутку. Но почему?
— Потому что я люблю тебя.
— Но ведь я не люблю вас, Блейк.
— Я этого и не прошу, я хочу только помочь тебе.
— Но подумайте обо всем, что вы уничтожите. Что это за любовь, Блейк? Болезнь? Сумасбродство?
— Разве ты сама не знаешь?
— Не знаю. Чем дальше, тем меньше я понимаю. Это ведь просто слово. Любовь, любовь, любовь — все только этим и бредят. Что это такое? Старый Бриско готов был подарить мне миллион долларов. Миллион — только за то, что я легла бы в одну постель с его жалким немощным телом. А все потому, что он любил меня. Как любил меня и Джо Апполони, и Фрэнк Каттлер, и этот мерзопакостный Истукан Бергер. А теперь ещё вы, со своей мальчишеской затеей выкрасть меня из тюрьмы. Неужели у вас нет чувства меры? Ответственности. Уважения к своей жизни. Разве я вас об этом просила?
— Значит, ты не согласна? — спросил я.
— Нет, конечно.
Я был готов заплакать. Какое-то время я молча сидел, стиснув зубы и обхватив голову руками. Потом сказал:
— Ладно, постараюсь сделать все, что могу. Опираясь на пустоту.
Глава восьмая
В конце концов, когда дело стало приближаться к суду, Чарли Андерсон решил вдруг отказаться от того, чтобы самому возглавить обвинение, и препоручил вести этот процесс тридцатидвухлетнему Оскару Сандлеру, своему хваткому и пронырливому помощнику. Сандлер четко знал, куда ветер дует. Если на Чарли Андерсона я хоть как-то надеялся, втайне рассчитывая, что он не станет закручивать гайки, то на Сандлера никакой надежды не было. Чарли мог позволить себе проиграть процесс, не уронив своих позиций, тогда как Сандлер был слишком честолюбив, чтобы рисковать своей карьерой. Тем более, что не было в Сан-Вердо женщины, которая не считала бы Хелен Пиласки своим личным врагом и не мечтала увидеть её на эшафоте. Что касается мужчин, то они в большинстве своем испытывали страх и замешательство — эта женщина была слишком необычна и непредсказуема, она выбивала у них почву из-под ног, лишала привычной уверенности и спокойствия. В глубине души любой мужчина знал, почему погиб судья Александр Ноутон. Негодяй он был и мерзавец, вот и получил по заслугам. Точную причину никто не знал, однако никто не сомневался, что причина у Хелен Пиласки имелась и — наверняка очень весомая.
Поэтому ещё никто за неё и не заступался. Ведь список негодяев и мерзавцев не исчерпывался одним Александром Ноутоном.
У Чарли Андерсона хоть хватило приличия позвонить мне и предупредить, что за дело берется Оскар Сандлер.
— Значит, вам нужна её кровь, — констатировал я.
— Что это за разговоры, Блейк? Кровь. Порой мне кажется, что это дело оказалось тебе не по зубам. Что ты сломаешь себе шею. Клэр была права.
— Причем тут Клэр?
— Она ко мне приходила. Просила, чтобы я освободил тебя от защиты.
