— Мне ли не знать…
Он удивленно поднял брови.
— Отец бросил нас, когда мне было три года, — пояснила она.
— С тобой была мать.
— Да, когда не работала… Для Ника я хотела бы другой жизни.
Тени в ее глазах встревожили его.
— У тебя не было выбора, — сказал он.
— Тогда — нет. Зато сейчас есть.
Дилан не ответил. Его рассудок по-прежнему был затуманен вожделением. Она вздохнула.
— Я не могу стать Нику матерью, которая постоянно будет рядом. Все, что я могу сделать, это уберечь его от человека, к которому он может привязаться.
Дилан нахмурился.
— Ты с самого начала знала, что я здесь не останусь.
И не я остановил тебя тогда на берегу.
Ее подбородок воинственно поднялся.
— Я была пьяна. Так или иначе, но это было до того, как я узнала тебя. И до того, как тебя узнал Ник. Он действительно может к тебе привязаться, и я не хочу рисковать.
— Я не собираюсь ходить за тобою по пятам. — От разочарования голос его стал резким. — Ничего не должно измениться. Я просто хочу секса.
— Секс все меняет. — Их взгляды встретились. У нее были теплые, честные глаза. — Мне следует быть осторожнее. Я тоже могу привязаться к тебе.
Его сердце сжалось. Он был селки. Привязанности противоречили его природе. И тем не менее…
— Ты себя недооцениваешь, — сказал он.
— Что ты хочешь этим сказать, черт возьми?
— Возможно, ты больше похожа на меня, чем подозреваешь.
Или, может быть, она обладала над ним большей властью, чем он мог признаться даже самому себе.
— У меня есть ребенок. У тебя нет. — Реджина спрыгнула со стойки и легонько оттолкнула его в сторону. — Попробуй взять на себя ответственность за кого-нибудь, кроме самого себя, тогда и поговорим.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
— Я не могу есть в кухне.
Иерихон отступил на шаг от двери, сжимая пакет для еды на вынос. За ним на дорожку потянулся аромат жареной картошки с луком, смешивавшийся с запахом кипящего масла и душком из мусорного бака с остатками лобстеров. Реджина с отвращением поморщилась.
— Если бы это не было милостыней, — сказал он, — все было бы иначе.
Она нахмурилась. Ее бесило, что она больше ничего не может для него сделать. Не хочет сделать больше.
— Никакая это ни милостыня. Это всего лишь сэндвич.
Узкие губы Иерихона скривились в некоем подобии улыбки. Она заметила, что он попытался умыться и даже побриться. На его шее виднелась черта, за которой заканчивалась борода и начиналась грязь. Несмотря на столь своеобразное разграничение, Реджина решила, что без щетины он выглядит не таким пугающим.
— Может быть, я мог бы вам помогать, — предложил он, стараясь не встречаться с ней глазами. — В обмен на еду.
О нет! Она не собирается брать на себя еще один груз ответственности. Хотя, возможно…
Вчерашняя помощь Дилана оказалась для нее и откровением, и предупреждением. Но она не могла рассчитывать на это при каждой доставке. Как не могла рассчитывать и на Дилана — месячные задерживались.
Как он вчера сказал?
Он ненадежный. Но предсказуемый.
— Простите, — сказала она. — Но мы никого не нанимаем.
— Я не прошу денег.
В голосе Иерихона чувствовался легкий южный акцент, словно аромат бурбона в родниковой воде. Она снова подумала, что за нелегкая забросила его так далеко от дома.
— Только иногда… Я подумал, что мог бы вам помогать, — со спокойным достоинством повторил он.
Голова у нее разболелась. Она не знала, что делать. Когда в «Перфеттос» требовалась посудомойка, Алэн выезжал на угол, где околачивались поденные рабочие, и нанимал помощника прямо с улицы. Но у Алэна не было ребенка, о котором он мог бы беспокоиться. Он и не хотел никакого ребенка, никого, о ком можно было бы заботиться. Сволочь!
Но через столько лет эти слова уже потеряли свою силу и не заводили ее больше. Когда она думала об Алэне, то ощущала только усталость.
— Я дам вам знать, — сказала она.
— Хорошо, мэм. — Иерихон поглубже натянул кепку, прикрывая козырьком чистые беспокойные глаза. — Спасибо.
Он повернулся, чтобы уйти, и чуть не столкнулся с Маргред, которая как раз выходила из-за угла. Они топтались на месте, словно бойцы, выискивающие у противника уязвимые места и пока не наносящие ударов. Наконец Иерихон отступил, и Маргред прошла в кухню.
Когда она потянулась за передником, щеки ее горели.
— Что он здесь делает?
Реджина приподняла брови, удивленная ноткой враждебности, прозвучавшей в ее голосе.
— Я думаю его нанять.
— Зачем?
— Мыть пол, разгружать покупки и всякое такое…
Антония, не оборачиваясь от плиты, презрительно фыркнула:
— Нам не нужен посторонний мужчина, чтобы выполнять за нас работу.
Им не нужен был мужчина и восемь лет назад, когда Реджина появилась на пороге ресторана Антонии с Ником на руках. Несмотря на все свои недостатки, на все сложные чувства по отношению к ушедшей из дому дочери и трехмесячному внуку, Антония делала все, что было необходимо. Но с годами она не становилась моложе. Реджина смотрела на руки матери, когда та лопаткой переворачивала на решетке нарезанное мясо, — сильные, с выпуклыми венами, с узловатыми от возраста суставами пальцев, с пожелтевшими от дыма ногтями — и чувствовала, как горло сжимает спазм любви и паники. Антония в этом никогда не признается, но она уже не может работать столько, сколько раньше. Маргред прекрасно обслуживает клиентов, но по вечерам она уходит домой к мужу. А сама Реджина…
— Все меняется, — коротко ответила Реджина.
Да, приятель, так было всегда.
Месячные задерживались. Пока только на день. На один день.
Может, она и не беременна. Но Реджина ощущала груз тревоги, которая, как живое существо, давила ей на живот, жгла в груди.
— Все эти чертовы заказы на обслуживание праздников! — заявила Антония, обращаясь к Маргред. — Она приняла еще один заказ, торжество по поводу воссоединения семейства, через неделю после дня рождения Фрэнка Айви. А теперь собирается нанять помощника.
