В тот же миг ее руки скользнули на его талию, а нетерпеливые пальцы ухватились за ремень. Она прижалась грудью к его спине — изумительно теплая кожа, железные мышцы — и почувствовала, как он удивленно замер.
Она легонько укусила его за ухо.
— Реджина!
Ее имя прозвучало как взрыв смеха и желания. Он с присвистом вздохнул и повернулся к ней лицом.
— Ты сейчас перевернешь лодку.
— М-м-м… — ответила она и провела языком по его груди.
На вкус он был как соль, как секс, как мужчина. Ее голодный рот жаждал его, как наркотика. Она готова была съесть его. И направилась по дрожащим мышцам его живота туда, где уже топорщились джинсы. Его тело напряглось, чтобы встретить ее.
Она опустилась на колени на залитой солнцем палубе, все больше заводясь от его сдавленного дыхания. Она может сделать это для него. Для них обоих. Он казался ей таким красивым и ласковым, порой грубым и хмурым, а иногда жестким и шелковым одновременно. Вдыхая его мускусный запах, ртом она предъявила свои права на него. От ее прикосновения по его телу пробежала судорога.
Лодка раскачивалась и кренилась.
Дилан опустился на колени рядом с Реджиной и обхватил руками ее голову, пытаясь найти ее губы.
— Я хочу увидеть тебя.
Она подняла руки, и он стянул с нее рубашку. Теплые лучи солнца легли на ее веки и обнаженную грудь.
— Великолепно! — хрипло прошептал он.
Она чувствовала себя прекрасной, могущественной и свободной. Она расстегнула джинсы, спустила их и отбросила в сторону, а потом потянулась к нему, ослепленная солнцем, испытывающая головокружение от жары, пьяная от любви и желания. Его руки гладили и ласкали ее. Он обволакивал ее своим сильным телом, сделав так, что она осталась стоять на коленях, распластав руки по скамейке, а ее ягодицы оказались в тесном контакте с его пахом. Его дыхание касалось ее уха, а член, горячий и соблазнительный, обжигал спину.
Но она вывернулась, оттолкнув его на скамейку.
— А теперь
Его лицо, его прекрасное тело…
И он пусть смотрит на нее. Пусть видит, кто его любит!
Она легла на него, такого сильного, принадлежащего только ей, смотревшего на нее затуманенным взглядом. Упираясь руками в его плечи, она медленно, по сантиметру опускалась, кусая губы от наслаждения.
— Ты необходима мне! — Он сжал ее бедра. — Сейчас!
Новая волна возбуждения атаковала ее.
— Да!
Она опустилась еще ниже, почувствовала его внутри себя, самого близкого из тех, кто когда-нибудь появлялся в ее жизни. Его горящие темные глаза заглядывали ей в душу, она была распята его руками, пронзена им, и все вокруг, включая море и небо, плыло, плавилось, становилось золотым.
Она оторвалась от его губ. Его горячее дыхание иссушало ее.
— Мой… — прошептала она низким от удовольствия голосом, еще крепче обнимая его.
Дилан содрогался внутри нее. Он принадлежал ей, и этого было достаточно, чтобы она снова и снова сгорала в ослепляющем, раскаленном добела пламени под бездонным синим небом.
Реджина едва могла пошевелиться и обессилено лежала на Дилане, словно была приклеена к нему потом и сексом. Ее руки свесились, как морские водоросли со скалы. Ее волосы попали ему в рот. Его тело нашло приют внутри ее тела. Она была мягкой и скользкой, и он снова хотел ее.
Постепенно дыхание Дилана восстановилось. Вернулись его силы. Его сознание.
Лодка уже успокоилась, но только не он.
Она подняла голову, и его лицо оторвалось от плавного изгиба ее шеи. Она улыбнулась ему опухшими от поцелуев губами, переполненная, расслабленная, желанная, с сердцем, бившемся прямо в горящих глазах, и такая красивая, что у него защемило в груди.
— Я люблю тебя, — сказала она.
Это было как обухом по голове.
Его охватила паника. Он растерянно молчал. Да и что он мог сказать?
— Я… горжусь этим, — выдавил он.
Это звучало неплохо. Разумно. Даже с ноткой признательности.
Ее карие глаза затуманила досада.
— Ничего подобного. Тебе страшно.
Она поднялась, сверкнув на солнце стройными ногами, и наклонилась за своими трусиками. При виде изящного изгиба ее ягодиц у него закружилась голова. А язык стал тяжелым от раскаяния.
— Реджина…
— Да ладно, не переживай. — Она натянула напоминавшие веревочку красные трусики. — Хочешь поесть?
Дилан смотрел на ее бедра и уже не знал, чего хочет. Он мучительно понимал, что чего-то не хватает, что что-то утеряно — настроение, момент, шанс…
— Мне не страшно. — Зубы его сжались. На самом деле он был в ужасе. — Просто ты меня удивила, вот и все.
Прежде чем натянуть через голову рубашку, она бросила на него короткий взгляд через плечо.
— Уф-ф… Возьми корзинку. Не хватало только, чтобы еда пропала.
— Конечно, я беспокоюсь о тебе, — сухо добавил он.
Она смотрела на него, как на ресторанного кота, который только что притащил к ее ногам дохлую мышь.
— Не нужно бросать мне кость, — сказала она. — Я сказала, что люблю тебя. Ты меня не любишь. Это мое несчастье и твоя проблема.
— Отец тоже утверждал, что любит мою мать.
Она уперлась руками в бока чуть выше красной резинки.
— Ну и что? Я не твой отец. Если ты бросишь меня, я не уйду в запой лет на двадцать. У меня была своя жизнь, перед тем как ты приехал. И будет своя жизнь, когда ты уйдешь. Но я не собираюсь врать относительно своих чувств только потому, что для тебя это может представлять опасность.
Она была великолепна в ярости. Просто фурия!
— Ты закончила? — спросил он.
— Думаю, да.
— Отлично!
Он подхватил ее на руки и прыгнул за борт. Вода, оборвав ее пронзительный крик, захлестнула их с головой.
Она вынырнула, отплевываясь и хватаясь за него руками.
— Чертов сукин сын! Ты что, совсем с ума сошел?
Он поддерживал ее, чувствуя, как она дрожит от неожиданности и холода.
— Испугалась? — спросил он.
Она сердито посмотрела на него, волосы падали ей на глаза.
— Я
— Не твоя стихия?
— Да!
— Чувствуешь себя беспомощной?
Она искоса глянула на него, еще крепче уцепившись за его шею.
