— Я не могу оставить своих людей без вождя, — сказал он.
Как сделал его отец.
Она восхищалась преданностью Конна своему долгу и своим людям. Но чувство пустоты в груди никуда не ушло.
— Я могу пойти одна, — предложила Люси.
— Нет.
Ей был знаком этот взгляд. Каждой женщине, у которой есть брат, знаком этот взгляд.
— Просто, чтобы дать им знать, что у меня все хорошо, — сказала она.
— Они даже не заметили, что ты ушла. Останься, — настаивал он, теплый взгляд его глаз и удерживающие ее руки. — Здесь ты будешь в безопасности.
Она хотела верить ему. Но вчера его убежденность не уберегла ее, к тому же, ее присутствие подвергло опасности Мэдэдха и Йестина.
— Что, если демоны вернутся?
— Они не сделают этого. Не смогут. Сегодня мы запечатаем источники.
Люси нахмурилась. Не из-за отсутствия горячей воды, а потому, что она не могла представить себе силу, которая была нужна, чтобы запечатать трещину в земной коре.
— Вы сможете сделать такое?
— Мы должны, — мрачно сказал Конн, отпуская ее руки. — Нарушение границ лордом Го не может остаться без ответа.
Она смотрела, как Конн пересек комнату, направившись к сидячей ванне у камина. Круговыми движениями он провел ветошью по лицу, подмышкам, гениталиям. Взгляд направлен в пустоту, движения были проворными и машинальными.
Как Калеб, до дислокации в Ираке.
Умом Конн уже покинул ее. Она видела это.
Сердце Люси сжалось. Она устала от того, что с ней не считаются, устала быть забытой.
Она уже не могла покинуть остров или выйти за стены замка. Она что, собирается спокойно сидеть и ждать, пока ее мир не сузится до этой башни? Этой комнаты? Этой кровати?
— Я могу помочь, — предложила Люси.
Конн бросил ветошь в ванну с водой.
— Это — работа хранителя.
Ее брат был хранителем.
Люси помнила тот день, следующий после нападения на Реджину, когда Дилан отчаянно пытался защитить ее. Люси наткнулась на своего брата, стоящего на коленях в переулке за рестораном: скрюченные пальцы упираются в кирпичную стену, лицо напряжено и сосредоточено. Она вспоминала как неторопливые ручейки силы, словно собирающиеся подземные воды, накапливались в прохладных, тихих закоулках ее сердца и проливались в ответ на его мольбы.
Она снова посмотрела на Конна.
— Я могу помочь, — повторила Люси, и на сей раз, она была в этом уверена.
Глаза Конна сузились.
— Это может быть опасно. Если Го почувствует твое присутствие…
— Вчера я уничтожила множество одержимых демонами волков, — сказала Люси так холодно, как только могла. — Я думаю, что уже привлекла его внимание.
Конн удивленно приподнял брови.
Люси сидела очень тихо, у нее на шее пульсировала вена.
Он не мог стать частью ее прежней жизни. Мог бы он принять ее в свою?
Он стоял перед ней: обнаженный, высокий, темноволосый и потрясающий, как всегда. Уголок его рта изогнулся в редкой ленивой улыбке.
— Тогда мы встретим его, — сказал Конн. — Вместе.
Ее сердце затрепетало.
— Ты уверен?
— Уверен, — ответил он, а потом притянул ее к себе и поцеловал.
Легкими круговыми движениями пальцев Калеб Хантер поглаживал плоский мягкий живот своей жены. Она не чувствовала в себе никаких изменений. Здесь или… Он поглаживал выше, поднимаясь к ее роскошной, полной груди.
— Ты уверена.
Мэгги захихикала и выгнулась как кошка, практически мурлыча от его прикосновений.
— Да.
— Так быстро.
— Да.
Радость, беспокойство, страх теснились в его груди. Он осторожно вдохнул.
— Разве тебе не нужно сделать тест или что-то еще?
— Калеб, любимый мой, — она приподняла его подбородок. — Я знаю как вы, полицейские, любите доказательства. Но это говорит мне мое сердце. Я беременна.
— И когда?
— Я бы сказала, через несколько месяцев после рождения ребенка Реджины и Дилана.
— Он… — Калеб сделал паузу, его язык еле ворочался от волнения. Горло сдавило.
Глаза Мэгги блеснули в темноте.
— Человек?
Ему было плевать, родится ли их ребенок с хвостом и плавниками, лишь бы его жена была счастлива. И невредима.
— Он здоров.
Мэгги улыбнулась.
— Ребенок чувствует себя прекрасно. Я тоже. Никогда не чувствовала себя лучше.
— Хорошо, — он притянул ее в свои объятья, прижимаясь к ее стройному, нагому телу. — Я дрожу, — признался он.
— Я заметила, — Мэгги поцеловала его. — Не волнуйся, любовь моя. Ты будешь прекрасным отцом.
— А ты будешь замечательной матерью.
— Надеюсь, что так, — она тихо засмеялась, молодая и неуверенная. — У меня не было примера, которому я могла бы следовать.
Калеб подумал о своей матери, которая оставила его, и об отце, который утопил свое горе и негодование в бутылке.
— У меня тоже, — сухо сказал он.
Но радость Мэгги вытеснила все сомнения.
— О, твоя семья! — воскликнула она. — Мы должны рассказать им.
Калеба пронзил страх.
— Может не сейчас.
— Нет, — настояла она. — Сейчас. Я так счастлива. Я хочу, чтобы они разделили это с нами.
— Мэгги…
— Все будет прекрасно, — сказала она ему. — Все замечательно. Что может случиться?