— Кем? — оторопел Миха-Лимонад и снова засмеялся. — А с чего он столько матерится?
— Он не матерится, — бабка пожала плечами, и Михе показалось, что она взглянула на него с сожалением. — Он
— Отцу... чего? Отец, что ли? Ну, вы... — Миха смахнул смешливую слезу. — Ладно. Понял. Буду знать.
— Ебать тебя носком: небесполезное знание, — вставил дед. И вдруг повторил: — В нем совсем нет тени. Она сможет видеть его только твоими глазами. Избавься от тени — слушай песню сестры.
— Иди уже! — махнула на него бабка.
— Это уже какой-то Гребенщиков! — расхохотался Миха.
Пора было ехать. Миха повернул ключ зажигания.
— Ну, пока вам, — с сожалением сказал он старушке-заправщице.
— На-ка тебе от деда моего подарок, — отозвалась та, протягивая Михе-Лимонаду крохотный пакетик.
— Это что? Памятка матершиннику? Оц... отцу...
— Еще чего! Тайные слова захотел, — перебила его бабка. — Это тебе свирелька на память. Сам же про дудочку пастушка вспомнил. Свирелька. Чтоб про свою не забыл в дальней дороге.
— Какую свирельку? — спросил Миха.
— Такую! — старушка развела большой и указательный пальцы не больше, чем на сантиметр. — Малюсенькую.
Соломенный снова захихикал — видимо, любое упоминание продолговато-конических предметов вызывало в его воображении лишь шуточки конкретно-урологического толка.
— Повесишь на ключ, — подсказала старушка. — Презент.
— Спасибо, — Миха взял подарок. Это был брелок в запаянном полиэтилене, скорее всего китайского производства. Миха-Лимонад в третий раз подумал, что хозяева бензоколонки действительно молодцы.
Миха выехал на дорогу. Посмотрел в зеркало заднего вида. Огонек в ночи исчез, должно быть, скрылся за поворотом.
Мир вокруг спал. Лишь свет фар выхватывал куски пространства из густой тьмы. Миха-Лимонад курил «Галуаз» и думал о странных вещах. Уже много ночей подряд он видел во сне море. И ощущение того, что всем им сулил вначале мир, накатило внезапной волной. Наивное и свежее, как утренний дождь, обещание радости, и долгий великолепный путь, полный опасностей, от которых можно погибнуть, но невозможно устать. Куда сбежали эти четверо мальчишек? Иногда Михе-Лимонаду казалось, что они пропали вместе с Буддой. Миха видел во сне море, похожее, как две капли воды, на море его детства, но в то же время совершенно другое; это было удивительное знакомое место, только во всей географии своей дневной жизни Миха-Лимонад не смог бы определить его местоположение. Там были ответы. Ответы на все вопросы, много лет назад вынесенные взрослеющим сознанием на периферию. С каждой ночью он, как в детстве, подходил все ближе к разгадке, но, как это всегда бывает, в последний момент просыпался. Счастливым и ничего не знающим.
— Странная заправка, — проговорил Миха. — Или странные таблетки, — добавил он, поглядывая в зеркало и пытаясь рассмотреть кого-то явно несуществующего на заднем сиденье своего автомобиля.
И тут Миху осенило:
— А ведь я ей ничего не говорил про пастушка со свирелью, — произнес он, глядя во тьму перед собой. — Ни про какие дудочки не говорил!
Миха быстро извлек из кармана брелок-подарок соломенного деда, порвал зубами полиэтиленовую упаковку. Включил свет в салоне, пригляделся. Никаких привычных для рекламной продукции названий фирмы или адреса в Интернете он не нашел. Брелок был дешевенький, скорее всего, и вправду китайский; собственно говоря, открывашка для пивных бутылок. И украшал его лишь один рисунок. Забавный козлоногий человечек с рожками, — такими в детских учебниках по истории изображали то ли сатиров, то ли фавнов, — приплясывая, играл на дудочке-свирельке. Миха повернул брелок — собственно говоря, это была не совсем дудочка. Миха смотрел на брелок, а впереди уже появились огни ярко освещенной трассы.
— Забавно, — хрипло произнес он.
Козлоногий играл на флейте. Инструмент оказался небольшим. И хоть неведомо, что там пытался изобразить неизвестный китайский художник, флейту вполне можно было принять за piccolo, флейту- малышку.
— Забавно, — повторил Миха.
И нога Михи-Лимонада незаметно, то ли случайно, то ли вообще против его воли, втопила педаль газа в пол. Бумер начал ускорение.
В этот момент кортеж крупного правительственного чиновника уже приближался к перекрестку, где дорога, по которой гнал Миха, пересекалась с Рублевским шоссе.
— Ну никаких гарантий, — пробубнил лейтенант дорожно-патрульной службы Свириденко, глядя на ночную трассу.
Некоторое время назад он получил повышение, и его перевели сюда, на элитную магистраль. Только Свириденко не знал, как относиться к подобному повышению. С одной стороны, вроде престижно, но с другой — здесь не особо-то разживешься. Даже в часы пиковых нагрузок автомобили шли ровным спокойным потоком, и никому в голову не взбредало совершить запрещенный маневр или нарушить скоростной режим. Здесь была словно другая страна, попав сюда, соотечественники забывали про лихость и удаль, испорченные нервы, комплексы и наплевательство на ближних; здесь, на этой дороге, никто не знал, сколько у кого бабла, и подозревал за каждым любые возможности. Свириденко думал, что из-за страхов, вызываемых подобными подозрениями, люди и создали законы. Здесь, на Рублевском шоссе, складывался замечательный ответ на вопрос, кто мы — Европа или Азия? И ответ этот лежал не в ментальности или духовности, а в количестве бабок и возможности тратить их с удовольствием и достоинством. Это любопытствующий лейтенант Свириденко, увлекающийся Интернетом, и записал в своем блоге. «На Рублевском шоссе соотечественники, словно попав в иное магическое поле, превращались в законопослушных вежливых европейцев, доброжелательных, улыбчивых, позитивных. Ведь вежливость, терпимость и взвешенное милосердие, облеченное в форму благотворительности, дают несравненно большее ощущение власти, чем пустая, голая деспотия». Так что здесь не особо-то разживешься, точнее, вообще не разживешься, и тогда мотивация стояния на ночной трассе становится более чем туманной.
— Никаких гарантий, — вздохнул Свириденко, погружаясь в сладостные мечтания об ожидающем дома выходе в Интернет.
Кто бы мог подумать, что через несколько минут начнутся события, которые вполне окупят стояние лейтенанта Свириденко на пустынной трассе и с лихвой заменят ему общение с Интернетом, по крайней мере, в эту ночь.
Кортеж двигался на очень большой скорости. Впереди, включив сигнальные огни и «трещетку», бежал милицейский «Порше-Кайенн» сопровождения, за ним следовали черный лимузин и два тяжелых джипа охраны.
— И не спится людям по ночам! — пробубнил Свириденко, хотя все, что от него требовалось, — это вытянуться по стойке «смирно» и отдать честь, сопровождая колонну разворотом корпуса. Что, собственно говоря, он и собирался сделать в самом, что ни на есть, ближайшем будущем. Однако даже этому столь простому намерению не суждено было осуществиться. Какой-то идиот, заметил лейтенант краешком глаза, гнал к перекрестку с не меньшей скоростью, чем правительственный кортеж, явно не собираясь останавливаться. Это напоминало компьютерную игру «леталку», где самолеты решаются на таран.
