презираемые им ссыкуны остановить его не посмеют, а у него обратного хода уже не будет.
«Черт, как-то нелепо все получается», – мелькнуло в голове у Логинова.
Наверное, действительно нелепо, странно и несерьезно все получалось, пока не сложилось в сегодняшний день. День, когда до ИХ появления оставались считанные минуты. И может быть, во всей веселящейся и грустящей, светящейся огнями и вплывающей в ночь Москве всего два человека отчетливо видели хищную пасть разверзшейся впереди бездны. Бездонной пропасти, куда уже низвергался несущий их поток времени. Девятилетняя девочка стояла у своего окна с телефонной трубкой в руках. Этажом выше, у такого же окна, находился Профессор Ким.
– Вы видите, он не выходит из павильона уже больше часа. – Дора глубоко вздохнула. – Теперь-то, конечно, вы мне верите, – проговорила она с укоризной.
Какое-то время трубка молчала. Потом Профессор Ким произнес:
– Да, Дора, я был не прав. Похоже, права оказалась ты… Все начнется здесь…
– Профессор, – голос девочки задрожал, – это уже… уже начинается…
– Возьми обруч, – быстро проговорил Профессор Ким, сам удивляясь тому, что теперь скорее всего верит Доре безоговорочно.
– Профессор… Я, наверное, смогу… – Голос Доры перестал дрожать. – Смогу вам рассказать, что там сейчас происходит…
Часть II
ОНИ УЖЕ ЗДЕСЬ
10. Главное, чтобы не сгнили бананы
Двадцать лет назад маленького Юлика Ашкенази били в школе, совсем как сейчас Егора или Дениса, – все индивидуальные истории похожи, и все они повторяются. Юлику ставили синяки и разбивали нос, он получал в солнечное сплетение и по рукам, по пальцам. Любимая мама говорила, что пролетарские дети бьют Юлика по пальцам, потому что этими пальцами он играет на скрипке. По-маминому получалось, что пролетарские дети, сами о том не догадываясь, завидовали Юлику, ненавидели и боялись скрипку – божественный инструмент из другого, возвышенного мира, куда им путь заказан. Но Юлик знал, что все это туфта! Его били потому, что он был слабак. Хищники всегда чувствуют друг друга и потому стараются, чтоб их тропинки не пересекались. Хищники всегда чувствуют жертву. Что они делают с жертвой, знает каждый дурак. Знал и Юлик. Однако пролетарские дети оказали Юлику неоценимую услугу. Они показали, какой удел ждет слабаков. Принять версию любимой мамы, конечно, приятнее, никакой тебе ответственности – во всем виновата скрипка. Но хищники всегда чувствуют жертву. Жертва нужна, чтобы ее съесть. Юлик принял собственную версию. Это было не так комфортно. Это было унизительно и противно. Но… потребовало определенного мужества. И убедило Юлика, что он понимает кое-что в человеческих слабостях. А на этом можно играть, примерно как на скрипке. Так был сделан первый шаг к созданию корпорации «Норе».
Когда разразилась перестройка, Юлик учился в институте. Он с детства мечтал стать звездочетом, поэтому определился в МАИ, чтобы быть ближе к небу. Когда стало ясно, что наступившие перемены необратимы, спрятал свой диплом подальше и начал печь вафельные трубочки с кремом и продавать их на площади трех вокзалов. Ко времени всеобщего дефицита трубочки пришлись как нельзя кстати, и через пару месяцев на Юлика работали уже двадцать человек. Все были довольны. Юлик установил приятельские отношения со всеми местными криминалами – он действительно стал понимать кое-что в человеческих слабостях. Как-то ему попалась на глаза бульварная книжонка о детстве и юности Александра Македонского. Там было написано, что папа, царь Филипп, подарил маленькому Александру надень рождения великолепного коня. Укротить его не мог никто. Именинник смог.
«Да, Александр, – прослезился папа-царь, – Македония для тебя стала слишком мала».
Коня звали Буцефал. После этого Александр Македонский завоевал почти весь известный к тому времени мир. Гдеки называли его Ойкуменой. Александр завоевал бы и больше, если бы не тропическая лихорадка. Буцефала, кстати, он очень любил. Юлик понял, что он тоже укротил своего коня и «Македония» для него стала слишком мала. Вместе с другом детства он купил свою первую, уже работающую, фирму. Юлик – генератор идей, мастер общения с людьми; друг– счета, текучка, бухгалтерия. Все шло очень хорошо. Юлик собирался заняться серьезным и честным бизнесом. Друг оказался совсем уж аферистом, и на их счет упала крупная сумма ворованных денег. Пожалуй, слишком крупная, чтобы спать спокойно. Юлик узнал об этом совершенно случайно, он был не в доле. Друг мотивировал просто: такое дается раз в жизни! Другу было проще – он иногородний, может спокойно сорваться и упасть на дно. Юлик никуда срываться не собирался. После этого очаровательного случая Юлик перестал доверять любому живому существу на свете, кроме любимой мамы. Теперь его знания о Хомо Сапиенс достигли абсолюта. Примерно так, только в более сильных выражениях, он все и объяснил своему другу-напарнику.
– Ну, если ты такой умный, – вспылил тот, – отмой деньги! Десять процентов– твои. Весь криминал беру на себя, можешь хоть сегодня увольняться из фирмы, твоих подписей нигде нет – ты чист. Если ты такой умный – придумай что-нибудь. Но только чтобы деньги – совершенно чистые – лежали на счету. Не в чемоданах – это и я хоть сейчас сделаю, – а отмытые и на счету. Все равно как, все равно где, главное – чтоб чистые и на счету.
– На счете, – поправил Юлик.
– Не важно… Люди за свой первый миллион по уши в дерьме и крови сидят. Но их дети заканчивают оксфорды! И здесь все будет точно так же.
– Ты мне не меси бодягу! – сказал Юлик. – При чем здесь наш счет?
– Кредит взяли на левую фирму по несуществующим документам – отдавать его никто не собирается – где-то в Тмутаракани, в Заволжье или в Поволжье. Дальше нужна была нормально проработавшая хотя бы год фирма, типа нашей; часть денег упала к нам… Если ты в доле – одно дело, тогда решим, нет – ты чист. Придумаешь что-нибудь– десять процентов твои.
– А раньше мы не могли поговорить об этом?
– Я знал, что ты будешь против, – усмехнулся друг, – ты же, как Ося Бендер, чтишь Уголовный кодекс. Ну а так как это еще и моя фирма…
– Да, ты прав, – согласился Юлик, – хозяин должен быть один. Скажи, сколько лет мы знакомы?
– Ладно, не разводи лирики… Ты же начитанный, что там у нас стоит за каждым крупным состоянием?! А? Но дети заканчивают оксфорды…
– Да, – сказал Юлик, – дети у них рафинированные…
– Люди, сделавшие кредит, они, понимаешь, ушлые ребята. Аферисты, могут взятку сунуть, уболтать хоть мертвого, я не знаю… воздух прогнать– у них тормозов нет. Но… вот придумать что-нибудь этакое… А им уже хочется спокойной легальной жизни, а не мешок денег под кроватью и ствол под подушкой… Рюхаешь фишку?
– Ну не знаю, как насчет спокойной жизни, но я подумаю, – пообещал Юлик.
И он подумал.
Никто бы и никогда не предпринял ничего более безумного и на первый взгляд бездарного. Имелась масса способов все сделать по-другому. Ни один серьезный человек не стал бы об этом даже думать. Юлик стал. Как-то, поглядывая на экран телевизора, он увидел здоровенную обезьяну, лениво жующую банан. Бодрый голос диктора сообщил, что где-то под Южным Крестом есть страны, где тяжелая связка бананов стоит дешевле одного маленького яблочка.
«Интересно, – подумал Юлик, – очень интересно… Дешевле маленького антоновского яблочка…
В Москве только-только заканчивалось время всеобщего дефицита. Вот тогда в лексиконе Юлика и появилась фраза: «Главное, чтобы не сгнили бананы!»
Потому что он купил несколько кораблей бананов.
Только-только начиналось время всеобщей либерализации. В воздухе пахло свободой – запах еще не успел скиснуть, превратившись в отстой беспредела. Банан оказался уникальным, единственным в своем роде товаром. В то время, когда все везли заморское пиво, сигареты и «сникерсы», делая на этом неплохие деньги, в огромной стране проживали почти 300 миллионов бывших советских людей, которым не надо было объяснять, что такое бананы. Они их и так любили. И помнили времена, когда бананы поступали от разных тропическо-революционных друзей по 2 рубля за килограмм. Сейчас бананы можно было купить только в валютных гастрономах или у редкого лавочника по цене чего-то
