XVIII. КАРЕТА
Жильбер вышел из дома парикмахера Даже и пошел по направлению к улице Эшель, переходящей в площадь Карусель. Улицы были пусты, небо покрыто тучами, потеплело. Все говорило о наступающей оттепели, и снег, начавший таять с утра, превратил улицы в болото.
На углу улицы Эшель стояла карета, щегольская, без герба, с хорошей упряжью, с кучером без ливреи. Это была одна из тех карет, в которых ездили знатные люди, не хотевшие, чтобы их узнали.
Жильбер, закутанный в плащ, подошел к этой карете. Дверца отворилась. Жильбер вскочил в карету, хотя подножки не были опущены, и дверца тотчас затворилась. Кучер подобрал вожжи, переднее стекло опустилось.
— Красный крест! — сказал Жильбер.
Стекло было поднято, карета поехала, увлекаемая быстрой рысью двух лошадей. Жильбер сел на заднюю скамейку, на передней сидел какой-то человек. У кареты не было фонарей, так что невозможно было различить черты спутника Жильбера. Но одет он был с ног до головы в черное.
— Все было сделано сегодня вечером? — спросил Жильбер, между тем, как карета переезжала площадь Карусель.
— Все, — отвечал другой.
— Ничего не пропущено?
— Ничего.
— Вы следовали моим предписаниям?
— В точности.
— Очень хорошо. А Б.?
— Он не выходил из дома целый день.
— Король охотится в лесу Сенар?
— Да.
— Стало быть, все идет…
— Чудесно!
Жильбер подал рукой знак, что доволен, потом, наклонившись к своему спутнику, сказал:
— Любезный В., я вынужден просить вас об услуге. Что вы скажете?
— Об услуге! — повторил человек в черном. — Можете ли вы употреблять подобное выражение, когда вы обращаетесь ко мне!
— Вы говорите, как Андре!
— Вы сделали для меня еще больше, чем для него.
— Я сделал то, что должен был сделать.
— И я сделаю то, что должен сделать, я буду повиноваться вам без раздумий. Говорите, любезный А. Позвольте мне так называть вас, а вы называйте меня В. В память о 30 января.
— 30 января! — повторил Жильбер, задрожав. — Зачем вы говорите это?
— Затем, чтобы доказать вам, что моя кровь принадлежит вам до последней капли. Мне ведь известно все — вы это знаете. Если вам изменят когда-нибудь, то это могу быть только я, потому что мне одному известна ваша тайна. Итак, моя жизнь в ваших руках, и мне за нее нечего бояться…
Жильбер наклонился к своему спутнику и сказал:
— Вы мне полностью доверяете?
— Я до того слепо верю вам, что если вы захотите, я поверю любому чуду.
— Вы будете действовать?
— Приказывайте.
— Вы знаете Бриссо?
— Эту противную тварь, ремесло которой состоит в том, чтобы расставлять сети честным молодым девушкам и заставлять их падать в бездну разврата?
— Да, речь идет о ней.
— Конечно, знаю.
— Где бы ни находилась эта женщина, она должна быть, волею или неволею, в полночь у Леонарды.
Карета въехала на улицу Бурбон. В. дернул за шнурок, сообщающийся с кучером. В ту же минуту раздалось пение петуха. Карета остановилась, к дверце подошел человек, небрежно одетый, с огромной бородой. Жильбер откинулся назад в угол кареты, закрыв лицо складками плаща. В. наклонился вперед. Хотя ночь была темная, можно было увидеть, что у него на лице черная бархатная маска. Он быстро заговорил шепотом с подошедшим. Тот выслушал внимательно, наклонившись к дверце, стекло которой было опущено. Закончив свою речь, В. прибавил громче:
— Ты понял?
— Да, — отвечал человек с бородой.
— В полночь!
— Будет сделано.
— Ступай же!
Лошади поскакали рысью. В. обратился к Жильберу:
— Еще что? — спросил он.
— Предоставьте мне отчет о вчерашних ужинах, — сказал Жильбер.
— Он сделан уже час тому назад и находится на улице Сонри.
— Очень хорошо. Где Мохнатый Петух?
— У Самаритянки.
— Во время дела Шароле он был на улице Барбетт с одиннадцатью курицами?
— Да.
— Напротив особняка Субиз?
— Именно.
— Он оставил там двух куриц караулить ночью?
— Да.
— Мне нужны донесения его и других Петухов: я должен знать — час за часом, минута за минутой, — что происходило прошлой ночью в Париже. Я должен знать, кто увез Сабину, и кто ранил ее.
— Вы это узнаете.
— Когда?
— В полночь, у Леонарды.
В. отворил дверцу и, не останавливая карету, выскочил на улицу. Оставшись один, Жильбер в бешенстве сжал пальцы в кулаки.
— О! — сказал он с глухой яростью, походившей на рычанье льва. — Горе тому, кто хотел погубить Сабину. Ему придется вытерпеть столько мук, сколько перетерпело мое сердце. Итак, ночь на 30 января всегда будет для меня роковой! Каждый год я буду проливать кровавые слезы в этот час горести и преступлений!
Жильбер откинулся назад и приложил руку к сердцу.
— Мщение, — сказал он, — копись и расти! Ты будешь такой силы, что тебе ничто не сможет противостоять. Мать моя, отец мой, Сабина — вы будете отомщены, а потом я отомщу за себя.
Трудно было понять, что значило выражение его лица, с которым он произнес слова «за себя». Чувствовалось, что этот человек, говоря: «А потом я отомщу за себя!», предвкушал мщение с кровавым упоением.
Карета доехала до «Красного креста» и остановилась. Жильбер надел бархатную маску, отворил дверцу, выскочил на мостовую и сделал кучеру знак рукой. Карета уехала так же быстро, как и приехала. Жильбер перешел площадь и постучался в дверь первого дома на улице Фур. Дверь приоткрылась.
Жильбер оглянулся, окинул все вокруг проницательным взглядом, удерживая дверь правой рукой.
