А потом он встретил ее на улице, идя из института. Думал о всякой ерунде, в голове гулял ветер – и вдруг увидел ее, как она рассеянно шагает по другой стороне.
А вот не перейди он тогда улицу? Может, ничего бы и не случилось? Но что выросло – то выросло. И что самое пакостное – невозможно оправдаться огненной страстью, могучим порывом плоти и прочей лирической физиологией. Или физиологической лирикой. Нет, ничего такого с ним не было. Ленка, конечно, девчонка симпатичная, ласковая – но и только. Разумеется, она неглупа, начитана, можно сказать, своего круга – и это все. Все!
Тем более, уже тогда у него что-то наклевывалось с Верочкой. Что-то еще весьма зыбкое, бесформенное, словно вечерний туман – однако в тумане уже маячили некие перспективы… И все-таки дернул его черт…
Потом, когда все уже кончилось, он понял, до чего же это была глупая идея – проверять на Ленке свои мужские способности. Нечто вроде генеральной репетиции перед Верочкой. Хотя в ту минуту он не знал, что делает – просто перешел улицу.
Впрочем, не так уж часто они и встречались – и всегда у нее. Пригласить Ленку к себе было невозможно – пришлось бы выдержать удивленный взгляд отца. Тот часто видел у него Верочку и тоже, наверное, на что-то надеялся.
А Ленкина квартирка подошла как нельзя лучше. Пускай и однокомнатная, но никто не помешает – бабушка у нее всерьез и надолго слегла в больницу, а больше у Ленки никого не было. И что оказалось кстати – квартирка находилась на другом конце города, так что вероятность наткнуться на общих знакомых практически равнялась нулю. А сама Ленка не из болтливых.
Сергей так и не смог понять, да и сейчас недоумевал – что нужно было от него Ленке? Удовольствие? Все же она была не из таких. Да и вообще смотрела на жизнь слишком уж серьезно. Верила ли она ему? Сейчас казалось, что верила. Конечно, верила через силу – никаких торжественных обещаний он не давал, да и сама она не любила ставить точки над 'i'. Впрочем, в те дни он особо и не задумывался – просто жил. В конце концов, – успокаивал он себя, – Ленка взрослый человек. Если она не возражает и не требует определенности – значит, именно этого ей и надо. Стало быть, все путем.
А мужские функции у него оказались на высоте. У них не было ни одной из тех проблем, что описывались в ходящих по рукам затрепанных, тщательно обернутых в плотную бумагу, ксерокопиях. Все вышло просто и легко – как помыть руки или срезать отросшие ногти. Но что удивило – не случилось ожидаемого экстаза. Того, о котором он столько читал. Не летал он ни в какие бездны, не возносился в небеса. Приятно, само собой, но совсем не то. Ну ладно, главное – успокоился на свой счет. Первая серьезная проверка за двадцать четыре года. Две предыдущие – Томка и Светка – не в счет. Оба раза им помешали.
И до встречи с Ленкой его временами грызло беспокойство. Какой-то маленький ехидный червячок изводил душу сомнениями. А вдруг вообще не получится? Есть же какой-то процент людей, у кого не получается. Вдруг и он такой же?
Теперь же червячок был извлечен из души и торжественно раздавлен. Сергей успокоился. И как только успокоился – понял, что с Ленкой пора завязывать. Иначе все это перерастет во что-то непредсказуемое. Да и с Верочкой надо было форсировать события.
И тут как по заказу навалилась учеба, начались мучения с дипломом, зарядили тусклые осенние дожди… Ленка звонила ему несколько раз, но почему-то не заставала дома. А когда ей все-таки удавалось его поймать – он сухо информировал ее о том, что опаздывает на спецсеминар. Или в библиотеку. Или нужно прямо сейчас ехать в гости к каким-то дальним, но обидчивым родственникам. Поэтому не сейчас. Потом как-нибудь. Скоро.
Ленка поняла все правильно и звонить перестала. Последний раз она прорезалась в телефоне под Новый Год. Он тогда спал – ввалился домой после зачета, усталый и злой, не раздеваясь, плюхнулся на кровать и мгновенно отрубился.
Пронзительные звонки вытянули его из плотного, какого-то густого и тяжелого сна, где отвратительные, покрытые чешуей твари копошились в помойке, что располагалась во дворе. Слизь на зеленых чешуйках мутно поблескивала в последних лучах дымного солнца, сволочи проворно бегали, выискивая среди отбросов куски получше и вопили дурными голосами. Казалось, они звали его к себе, в мусорные кучи.
Он сел на кровати и потряс головой, приходя в себя. За окном уже повисли грязные сумерки.
– Да? Вас слушают! – хмуро выдавил он в трубку.
– Привет, Сережа, – услышав Ленкин голос, он мысленно чертыхнулся. Чего ей еще надо? Неужели так и не просекла, что все у них завязано?
– А, это ты… Ну, привет, – тем не менее, вежливо проговорил он. – Как жизнь, как учеба?
– Да как тебе сказать? На четвертом месяце.
– Чего-чего? – не понял он сперва. Потом все же сообразил, о чем речь. И что надо произнести какие- нибудь слова.
– А, вот оно что, – откликнулся Сергей, сам удивляясь своему спокойному тону. – И чего же ты хочешь?
– Я уже ничего не хочу, Сережа, – помолчав, медленно произнесла Ленка. – Просто информирую. Наверное, ты тоже должен быть в курсе.
Он похолодел. Только сейчас до него дошло. Вон оно! Побочный эффект проверочки! Догадывался же, нутром чуял, что у них с Ленкой обязательно кончится какой-нибудь пакостью. Но сейчас некогда распускать нюни. Надо взять себя в руки!
– А… Ну, спасибо за информацию. Нужна какая-нибудь помощь?
– Нет, я сама справлюсь. – Она опять помолчала. – Да, представь себе, помогать не нужно. А ты… Ты и вправду ничего не хочешь мне сказать?
Он с треском бросил трубку на рычаг. Сдерживаться уже не было сил.
А за окном свистела, веселилась хищная метель, наотмашь лупила по заиндевелым окнам, смеялась над ним во всю свою разбойничью мощь. И с кухни тянуло подгоревшей картошкой. Запах стоял еще с утра – отец в который раз не уследил.
…Да, ничего себе подарочек! Что же теперь делать? Вернувшись в свою комнату, он бросился на мятую постель и несколько минут лежал, разглядывая невысокий потрескавшийся потолок. В голове царила пустота – упругая, радужная, точно мыльный пузырь. Потом этот пузырь, как и положено, лопнул, и первая мысль была совсем уж не к месту: 'Летом надо ремонт делать!' Мелькнув, она исчезла, а на смену ей выплыла старая прибаутка: 'Нам чего, нам не рожать, сунул, вынул, да бежать.' Засело в мозгах еще со времен розового детства, с пионерлагерей… Неужели будет рожать? Одна, без помощи, с неоперабельной бабкой? Может, у нее все-таки хватит ума сделать аборт? Надо бы ей дать денег. Подзанять у ребят. Не у отца же просить – тот слишком глубоко видит. Дать, конечно, даст, но какие у него будут при этом глаза! Сколько же это может стоить? У кого бы узнать?
Впрочем, хватит себе мозги полоскать. Ленка денег не возьмет. Ни у кого не возьмет, а у него тем более. Так что бегать с высунутым языком и занимать не придется (додумавшись до этой мысли, он почувствовал какое-то стыдливое облегчение). А у нее самой денег не хватает даже на колбасу. Что же теперь с ней будет? Да и с ним?
Страх еще не оплел его своей густой паутиной, но Сергей знал, что скоро это случится. Так и палец, если порежешься, не сразу начинает болеть, а чуть погодя. Так и гнилой зуб, если выпьешь горячего чая, немного подождет, притворяясь здоровым, а после заноет в самый неподходящий момент.
Но сейчас боль нахлынула сразу – безо всяких там отсрочек. Впрочем, Сергей и не хотел облегчения. Зачем? Боль закономерна, заслужена, и не стоит ее гнать. Рано или поздно что-то такое должно было случиться. Здесь ли, в Замыкании, или в Натуральном Мире, годом раньше, годом позже – какая разница? От себя никуда не денешься.
И значит, скрутив боль, надо во всем разобраться. Во всем, что случилось. Пора быть честным до конца, и все вещи назвать своими именами. Только тогда станет ясно, как жить дальше. И стоит ли жить вообще.
Итак, у него, оказывается, есть сын. И это никто иной, как Костик. Объект РС-15. А придурок-папаша только сейчас, спустя пятнадцать лет, узнал об этом. А до этого он, папаша, работал над 'объектом',
