— Но почему?
— Я ничего не буду тебе объяснять. Собственно говоря, с какой стати я, кассар древнего рода, должен что-то объяснять своему рабу? Хорошо нас сейчас никто не слышит… А то бы все это быстро и плохо закончилось, причем для нас обоих.
— Что, кассарская честь не дозволяет? — вяло поинтересовался Митька. Напряжение вдруг как-то незаметно схлынуло, и сейчас его затопила серая, тупая усталость. Не было уже сил бояться наказаний, и удивительно, как еще оставались силы дерзить.
— И это тоже, — согласно кивнул Харт-ла-Гир. — Но главное в другом. Объяснять не буду. У тебя есть выбор — или поверить мне и слушаться, или нас убьют, обоих. Ты слишком многого не знаешь и не понимаешь. А если поймешь — только навредишь себе. Когда лошадь ведут по узкой горной тропе, глаза ее закрывают шорами, иначе испугается высоты и рухнет. И сама рухнет, и ведущего ее сбросит. Тот, у кого есть уши, это услышит.
Митька вздохнул.
— Ну ладно, я понял, что надо говорить при случае. Что я, совсем дурак, что ли? Думаете, стану направо-налево про свой мир всем рассказывать? Я ведь вам почему сказал — думал, поймете…
Кассар с сожалением взглянул на него.
— Ты все-таки дурак. Сегодня так сложилось, что доверился мне, завтра доверишься кому-нибудь еще. И полбеды, если тебя не поймут. Гораздо хуже, если поймут… Их не так уж много, способных понять, но они здесь есть, и это, Митика, очень, очень опасные люди.
— Ну ладно, а вы-то сами что думаете? По правде? Вы мне верите, или тоже думаете, что мозги набекрень и все такое?
Харт-ла-Гир коротко, зло рассмеялся.
— А я тебе не отвечу. Вот просто не отвечу, и все. Хватит, поговорили. Сейчас иди на конюшню, посмотри, как там наши кони. Что-то не верится мне, будто в здешней дыре о них сумели правильно позаботиться.
7
— Ваш билет?
Контролер нависал над ним всей своей медвежьей, затянутой в бурую кожанку тушей, и Петрушко одновременно осознал две вещи: во-первых, зубы этот звероподобный контролер не чистит никогда, а во- вторых, показать ему нечего. Вредно задумываться в троллейбусе, обязательно забудешь пробить билет, и по закону подлости — именно когда «на линии контроль», о чем, между прочим, честно предупреждал водитель.
Виновато вздохнув, полковник расстался с десяткой, моментально растаявшей в контролерской ладони. Насколько проще коллегам-смежникам! Троллейбус они посещают редко, пользуясь служебным транспортом или рассекая на личных иномарках. Ты же получаешь двести рублей компенсации на проезд, а покупать единый — значит, заведомо переплачивать. При кабинетной-то работе особо мотаться по городу не приходилось. — А квитанция? — ухватил он за рукав кожанки готового двинуться дальше по салону контролера. Тот недовольно обернулся и смерил тщедушного лысого интеллигента взглядом, после которого тот, по идее, должен был растечься мелкой лужицей по грязному полу. Однако Виктор Михайлович не растекся, а напротив — не отпускал рукав.
— Ща, будет тебя квитанция, — процедил сквозь прокуренные зубы обладатель кожанки. — Ща вот выйдем, и нарисую тебе в чистом виде.
— Нет, — грустно сообщил ему полковник, — мы не выйдем. Выписывайте квитанцию здесь, поскольку именно это предусмотрено вашей служебной инструкцией!
Пассажиры, не столь обильные в этот промежуток между началом рабочего дня и обеденным перерывом, заинтересованно потянули шеи.
— Да он, блин, вообще левый, наверное, — высказал предположение остриженный «ежиком» парень в плотной джинсовке. — И удостоверение надо бы глянуть, липовое небось. Такое на лазерном принтере с полпинка лепится.
— Совсем житься не стало, — громко вставила худенькая, мышиного вида бабушка, выставившая на проходе сумку с колесиками. — Всюду бандюки, грабят нас, и жаловаться некому.
— Продали страну за кредиты, — сообщил с переднего сиденья багроволицый дед. — И ведь ничего не боятся, сволочи. Сталин бы их живо к ногтю…
— Ты бы, молодой человек, не связывался, — тронула его сзади за локоть другая бабушка, в синей вязаной кофте, — они же такие, убьют за просто так.
И только заросший по самые уши бородой бомж, поселившийся на сиденье возле задней двери, не проявлял ни малейшего интереса к происходящему. Он спал, источая вокруг плотное амбре. А что ему, к таким контролеры и не прикапываются.
— Итак, я жду квитанции, — терпеливо повторил Петрушко.
Он уже начинал жалеть, что ввязался в склоку. Десяткой больше, десяткой меньше — какая, в сущности, разница? Но должен же быть порядок? Это во-первых. А во вторых, Виктор Михайлович очень уж не любил наглых, особенно вот таких, мощных, накачанных, уверенных во всеобщей покорности. И что же делать? На его месте Коля Дронин вынул бы корочку, а потом доставил бы лже-контролера в ближайшее отделение. Если бы, конечно, никуда не торопился. Юрик Семецкий поступил бы как торопящийся майор Дронин — то есть сделал бы обладателю кожанки больно. Геннадий Александрович, наверное, расстался бы с десяткой. Ну, жулик, ну, наглый. Но ведь не режет, не насилует, — и значит, сохраняется строжайший запрет на даже мелкое магическое воздействие. Интересно, а как бы повел себя генерал Вязник? Вопрос, конечно, вполне абстрактный — Вязник в троллейбусах не ездил, наверное, лет уже тридцать. Но, скорее всего, у столь основательных людей просто билета бы и не спросили.
А вот реакция мага Хайяара очевидна. В лягушку бы он, конечно, наглеца превращать не стал, конспирация как-никак, но и без того лже-контролеру мало бы не показалось. В лучшем случае с ним стряслась бы та же неприятность, что с недотепой Владькой. Это будь Хайяар в хорошем расположении духа. А то ведь и сердце мог бы выжать как лимон в стакан чая. Вырастить себе невидимую руку — и сдавить пульсирующий комок жизни… По словам Гены, это для сильного мага несложно. А Хайяар, он же Константин Сергеевич Попов, более чем силен. За последний месяц ребята неплохо поработали, многое раскопали. Хотя, откровенно говоря, именно что повезло. Не окажись он тогда на пути бездарно топившегося Владьки… Наверное, это судьба. Оказаться в нужное время в нужном месте — такое дается свыше, а дальше уже разматывай себе клубок, это как раз несложно, обычная рутина. О Хайяаре теперь кое-что известно. Конечно, от прямого наружного наблюдения, равно как и от электронных жучков, пришлось сразу отказаться — под воздействием биополя мага вся эта сверхнадежная техника моментально ломается, проверено. А «топтунов» Хайяар срисовал бы и без магии, товарищ опытный, сразу чувствуется. Однако есть и другие, более тонкие методы. Вплоть до спутникового слежения. И уж зафиксировать контакты «Константина Сергеевича» с Юрием Ивановичем Сухоруковым, более известным под именем Магистр, труда не составило.
Очень, конечно, помог Гена. Главное ему удалось тогда, в подмосковных катакомбах, когда старичок Хайяар развлекался, водя очумевшую команду укосовцев по центральному штреку. Вперед-назад, вперед- назад, и так до утра. Честно сказать, перенервничали они тогда изрядно. Никто ведь не знал, куда они попали и чем все это кончится? Тем более, что пещерных красот и ужасов насмотрелись они изрядно. Семецкий, тот вообще был уверен, что их забросило в какой-то из параллельных миров, нижегородцы упрямо возились со своей не желающей крутиться рамкой и матерились сквозь зубы. Один Гена, как потом выяснилось, понимал, в чем дело, но молчал. Олларский маг решил с ними поиграть? Ладно же, пускай. Пускай наводит чары, искажающие людское восприятие — он ведь при этом излучает магическую силу, а индивидуальный характер его излучения можно тем временем изучать. И более того, теоретически, уловив ритм пульсаций, можно войти с ними в резонанс и воздействовать на самого мага. Гена, правда, не рискнул, да и к чему демонстрировать свои способности? Пусть верит, что здесь настоящих противников ему нет.
