– Знаешь что, Ник, – отозвался Тони, оставив в покое щебечущих птиц. Он вообще не желал копаться в этой дурацкой истории в присутствии Четтины. – Я думаю, ты прав. Дядя Сал принял тебя за другого, понял, что ошибся, и пришел извиниться перед тобой. С ним всегда так, когда он ошибается: сначала извиняется, а затем распахивает дверь в Семью.
– В Семью?
– Нуда, в Семью. Минди, значит?…
– Минди – порядочная девушка, Ник, – вставила Четтина.
– По мне, даже чересчур порядочная, уж слишком она похожа на тетю Кармелу! – воскликнул Тони.
– Как ты можешь так говорить, Тони! – возмутилась Четтина.
– А почему нельзя? Потому что здесь Ник? – засмеялся Тони. – Но Ник теперь должен знать о проблемах Семьи! Нет, ты смотри, как засуетился дядя Сал! У нас уже есть одна старая дева, и пошли разговоры, что женщины семьи Скали не хотят выходить замуж! Врубаешься, Ник?
Вся мимика его лица красноречиво свидетельствовала, что нет, он не врубается.
– Чего тут на фиг понимать, – продолжал Тони. – Если женщина не выходит замуж, она тем самым показывает, что у нее нет потребности в Семье, что в ней не воспитали чувство Семьи, понимаешь? Э, да ладно, Ник, это все фигня. Я жутко рад, что дядя Сал заговорил с тобой о Минди. Правда, Валентина вроде как остается с носом, зато у нас в Семье не будет еще одной тети Кармелы!
По лицу Ника видно, что из всей трескотни Тони он толком не понял ничего.
– Достаточно кому-нибудь произнести твое имя, как Валентина краснеет, словно ей надавали пощечин! – пояснил Тони.
Он подошел к Нику и со смехом ущипнул его за щеку (семейное это у них, что ли?).
– Ники, Ники, ты действительно славный парень… Немного наивный, но славный… Словами не передать, какой славный! Пойдем, провожу тебя до выхода.
– Спасибо за кофе, Четтина, – вставая, поблагодарил Ник.
– Не за что, Ник! – ответила Четтина, опять поправляя юбку.
Тони дернулся обнять Ника за плечи, но, поскольку тот был выше его ростом, ограничился тем, что крепко взял его под руку. Лишь у самой двери Тони ослабил хватку.
– Ник, – сказал он. – Может, и не стоит тебе этого говорить, но я очень привязался к тебе… Тебе точно нечего мне сказать?
– Нечего, Тони, клянусь, – ответил Ник. – Ничего важного.
– Ладно, – сказал Тони, легонько шлепая его по правой щеке. – Тогда будь здоров!
Фрэнк сидел сцепив руки…
Фрэнк сидел сцепив руки и, уставившись на них, вращал большими пальцами. Он размышлял вслух, обращаясь к Чазу.
– Ну не психи, а? Такой человек, как я, добросовестный налогоплательщик, не может свободно поехать на Сицилию! Я должен оправдываться перед этими говнюками из ФБР!
– У нас против них есть хороший аргумент, Фрэнк, – отозвался Чаз. – Адвокат подсказал. Синьор Эрра, сказал он, has gone[17] на Сицилию затем-то и затем-то. А что делает ФБР? Садится ему на пятки и тратит общественные деньги, преследуя честного американского гражданина лишь потому, что он итальянского происхождения!
– Мадонна! – взорвался Фрэнк. – Эти сраные кубинские сигары! Смотри, все пальцы от них желтые, yellow fingers!.. Да, Чаз, это действительно классный аргумент, особенно для среднего американца. Если ему вешают лапшу на уши, он охреневает. Среднему американцу ты должен предложить серьезные обоснования, серьезные не
– Все верно, Фрэнк, ты прав… – Чаз кивнул, взял со столика журнал и принялся его листать.
– Чаз, послушай, что я скажу…
– Говори, Фрэнк.
– Слушай, Чаз…
– I'm listening,[18] Фрэнк.
– Ты когда-нибудь… Тебе когда-нибудь приходилось убивать бабу?
Чаз кивнул, продолжая листать журнал.
Фрэнк вылупился на него, утратив дар речи.
– Did you kill a woman?! – повторил он.
Чаз еще раз кивнул и снова уткнулся в журнал.