Кто такой Лу Шортино?

– Тогда пункт первый. – Дядя Миммо отогнул большой палец. – Я больше не понимаю, как вы, ребята, работаете. Раньше хоть что-то было понятно, и все жили более или менее спокойно. А сейчас вы, мать вашу, ведете себя как полные отморозки. Сначала вы не хотите, чтобы я платил вам за крышу, потом приходите меня грабить, а теперь еще угрожаете мне! У меня уже башка седая! Я человек мирный, в чужие дела не лезу… Только, извиняюсь, где ваша договоренка с полицией? Раньше у вас все было организовано, и, извиняюсь, таких глупостей вы не делали. Разве вы не знаете, что ребята из полиции уже потребовали, чтобы я дал им словесный портрет преступника, и я описал им горячую пиццу?

– Горячую пиццу?!

– Вот именно. Я же не виноват, что в ошметках бригадирских мозгов лицо убийцы выглядело точь-в-точь так, как будто его только что сняли с раскаленного противня. Но даже если б я его разглядел, как, по- вашему, стал бы я называть имя человека, который снес полицейскому башку?

Лицо Тано приняло выражение, ясно говорящее: да никогда в жизни!

– Пункт второй, – продолжал дядя Миммо, отгибая указательный палец. Этим же пальцем он нажал на клавишу, открывающую кассу, которая, как обычно, слегка подпрыгнула на прилавке, издав звучное «дзынь!». – Какой мудак делает эти кассы, – воскликнул дядя Миммо. – Каждый раз, когда собираешься дать сдачу, они награждают тебя синяком! – Он вздохнул и вынул из ячейки кассы пачку банкнот. Плюнув на палец, принялся считать деньги. Раз, два, три, четыре… пятнадцать. – Здесь сто пятьдесят евро. Учитывая расположение моей лавки, репутацию квартала, состав моих клиентов и что еще там полагается принимать во внимание, я полагаю, что этого достаточно. И вы окажете мне большую любезность, если возьмете эти деньги и отнесете тому, кто вас сюда послал. Ровно через месяц вы придете опять, и я опять дам вам денег. Тому, кто вас сюда прислал, вы скажете, что дядя Миммо с удовольствием платит за крышу. И оставите в покое мою душу. Мы поняли друг друга?

Тано кашлянул.

– Так мы поняли друг друга?

Тано кашлянул погромче.

Дядя Миммо смерил его укоризненным взглядом.

– Козимо… – подсказал Тано.

– Ах да, твою мать, чуть не забыл. – Дядя Миммо отсчитал еще пачку денег и выложил на стол еще пятнадцать банкнот по десять евро. – То же касается бара напротив, который принадлежит Козимо, запомните, Кози-мо. В следующем месяце можете идти прямо к нему, я его предупрежу.

Лу посмотрел на деньги. Кивнул головой. Забрал их, сгреб с прилавка фотографию и нож и упрятал все себе в карман.

Я не расслышал, так мы поняли друг друга? – спросил дядя Миммо.

Лу кивнул.

– Если вам нужен арбалет, я вам его дарю. Мне он больше не понадобится.

Лу глянул ему в лицо и проговорил:

– Many thanks. Заверните, пожалуйста.

Дон Джорджино сидел в холле отеля…

Дон Джорджино сидел в холле отеля и, шумно прихлебывая, пил оршад. Время от времени он поправлял круглые солнечные очки. При каждом глотке он опирался на трость, а когда ставил стакан, у него начинала трястись сухая рука. Два здоровенных парня-»быка» внимательно следили за тем, чтобы стакан не опрокинулся.

– Ну и где этот Виченцо? – спросил дон Джорджино. Парни переглянулись.

– Дон Джорджино, вы разве забыли, что Виченцо работал на полицию, и вы сами… – заговорил один.

– А мы позаботились о его семье? – поинтересовался дон Джорджино.

Парни снова переглянулись. У Виченцо была кличка Сиротка, потому что в тринадцать лет он заколол ножом отца, мать и всех братьев. Женой и детьми он так и не обзавелся и был один на белом свете.

– Конечно, дон Джорджино, не беспокойтесь.

Дон Джорджино кивнул, взял стакан, отпил глоток и трясущейся рукой поставил стакан на место.

Парни, не сводя со стакана глаз, чуть подались вперед. На этот раз стакан не опрокинулся.

Нцино припарковался перед отелем «Сентрал-Парк», на улице Этны, неподалеку от парка Беллини. Здесь располагалась пешеходная зона, но Сал Скали раздобыл разрешение на парковку своего «мерседеса». Нцино выскочил на тротуар, бросился к задней дверце и распахнул ее для дяди Сала.

Дядя Сал вышел, застегнул пиджак, надел солнечные очки и двинулся ко входу в отель.

Когда тебе назначает встречу большой человек, правила вежливости предписывают являться на нее одному, без «быков» за спиной. Дядя Сал был многим обязан дону Джорджино Фаваротте.

Дон Джорджино Фаваротта родился в Трапани, но еще в детстве перебрался в Катанию. Это он подал дяде Салу идею отрезать голову Альфио, и он же занял его сторону, когда Ваккаллуццо, прикрывавший Миммо Ашиоллу, – того самого, что распоряжался здесь до дяди Сала, – потребовал восстановления справедливости. Дон Джорджино вмешался, и Ваккаллуццо поджал хвост. Дон Джорджино реально любил Сала Скали. Много лет назад юный дон Джорджино, поддавшись гневу, замочил Натале Импеллиццери из Марцамеми, – ему послышалось, что тот сказал про него какую-то гадость. Но он не учел того, что Импеллиццери были связаны с семьей Гуаррера из Поццалло, а семья Гуаррера – с семьей Гуллотта из Сан- Вито-Ло-Капо. И Кармине Гуллотта приговорил Джорджино Фаваротту к смерти.

А Сал Скали, тогда еще совсем молодой, эту проблему разрешил.

В Неаполе дядя Сал познакомился с Чиро Ла Бруной – выдающимся сукиным сыном, который имел кучу родственников в Америке. Чиро Ла Бруна велел передать Кармине Гуллотте, что «о Натале Импеллиццери