Кто такой Лу Шортино?

Соннино окинул ружье довольным взглядом и нежно передернул затвор.

Парни Соннино влетели в комнату, чтобы увидеть, как Нунцио, все такой же застывший и напряженный, отлетел назад метра на полтора.

– Вот и наступил покой, дон Лу. На улице Крочифери они только что убили американца, Фрэнка Эрру. Это было опрометчиво, и нам это не понравилось. Нас вынудили поступить, как в старые добрые времена. Пиппино, не гляди на меня таким зверем, я не такой шустрый, как ты, поэтому, чтобы застать их врасплох, мне пришлось использовать этот поганый дробовик, который всегда все усложняет. Если б я вытащил пистолет 22-го калибра, ты не дал бы мне ни секунды на объяснения и успел бы прирезать меня своим сицилийским ножом. И был бы не прав. Потому что я уважаю дона Лу. И тебя тоже.

Парни, вбежавшие в комнату, не знали, что им делать.

– Приберите здесь! – приказал им Соннино. – Они хотели раскола? Они его получат. Они узнают, кто такой Соннино, когда я им всем яйца поотрываю! – Он поднялся. – Прошу, дон Лу, после вас.

Дядя Сал и дон Джорджи но беседовали…

Дядя Сал и дон Джорджино беседовали, расположившись на заднем сиденье «мерседеса», прижатого к тротуару площади Умберто. Вообще-то на самом деле она называется площадь Витторио-Эммануэле, но, поскольку она выходит на улицу Умберто, все привыкли говорить «площадь Умберто».

«Бык», исполняющий обязанности шофера при доне Джорджино, прогуливался вдоль машины, попыхивая сигареткой и разглядывая проходящих женщин.

В самый разгар беседы дон Джорджино внезапно замолчал. Заснул он, что ли, подумал дядя Сал.

С доном Джорджино порой случалось, что он посреди разговора неожиданно проваливался в сон. Дядя Сал недоумевал. С доном Джорджино никогда не знаешь, спит он или просто задумался, потому что он никогда не снимает солнечных очков.

Дон Джорджино, опиравшийся руками на набалдашник трости, наклонился в его сторону. Дядя Сал осторожно подвинулся ближе к двери. Ему казалось не очень удобным, если дон Джорджино будет спать на его плече. Мимо люди идут – еще подумают бог весть что.

Час назад дон Джорджино дал знать дяде Салу, что срочно хочет его видеть. Узнав, что дон Джорджино назначил ему встречу в машине, дядя Сал пулей помчался на площадь Умберто. Приглашение в машину означало, что случилось что-то из ряда вон выходящее и нужно как можно скорее разобраться в ситуации, притом подальше от любопытных ушей.

– Как по-твоему, – спросил дон Джорджино, – она любит трахаться?

И дон Джорджино разразился смехом. Когда он так смеялся, у дяди Сала всякий раз по спине бегали мурашки. Дон Джорджино, отбросив веселость, пристально посмотрел на дядю Сала. Дядя Сал изобразил соответствующее моменту всецелое внимание. Дон Джорджино снова захихикал.

На лице дяди Сала появилась кривая улыбка, как у человека, которому не удалось понять смысл хорошей шутки.

– Трахаться, – повторил дон Джорджино, захохотал и зашелся в кашле, – трахаться, ха-ха-ха! Сперму жрать! – И принялся громко перхать.

Дядя Сал по-прежнему ничего не понимал. При чем тут сперма?

– Ну да… – промямлил он, чтобы сказать хоть что-нибудь. – Наверное…

Дон Джорджино прокашлялся и внимательно уставился на дядю Сала. И, хотя его глаза по-прежнему прятались за солнечными очками, стало очевидно, что он опять серьезен. Он замер, тесно сжав губы, и тонкая струйка слюны стекала по подбородку.

Неужели не то ляпнул? пронеслось в голове дяди Сала.

И тут на дона Джорджино напал новый приступ буйного веселья. Он смеялся, чуть не плача, выкрикивая ругательства и заходясь предсмертными хрипами. Потом он снова закашлял, отхаркался, отфыркнулся, с присвистом втянул в себя воздух, и внезапно все стихло.

Твою мать, ни хрена себе, подумал дядя Сал.

Дон Джорджино открыл дверь и сплюнул на тротуар.

– Не догадываешься, почему я тебя об этом спрашиваю? – наконец-то успокоившись, проговорил он. – Тебе известно, что эта сука еще жива?

– Какая сука?

– Какая? Это ты меня спрашиваешь какая?! Та самая, с немецким именем! Я только что тебе сказал: та, которая любит жрать сперму…

– А-а, эта… Грета, потаскуха Фрэнка Эрры?

– У Нуччо безмозглая башка, за которую он должен благодарить свою мамашу… Тебе известно, что эта самая мамаша валялась на всех матрасах, раздвигала ноги перед первым встречным и сосала у кого ни попадя?

– Известно, дон Джорджино. Но с чего вы взяли, что Фрэнкова шлюха еще жива? Этого не может быть!

– Слушай, я сейчас буду бить тебя по башке, пока в ней не просветлеет. Если я тебе сказал, что она жива, значит, она жива!

Дон Джорджино поднял вверх ладони.

– Ну бля, доберусь я до этого Нуччо… – вспыхнул дядя Сал, наливаясь кровью. – Ну, доберусь!..

– Успокойся, а то тебя удар хватит, – сказал дон Джорджино. – Тебе не за что себя ругать, потому что эти шлюхи так устроены, они никогда не дохнут, хуже тараканов! Ее только задело. И то слегка. Прическу