деятельности Никона. Расправа Никона, при поддержке и ободрении антиохийского патриарха Макарие, с иконами франкского письма. Публичное одобрение Макарием распоряжение Никона о замене двоеперстного перстосложение троеперстным. Собор 1655 года по рассказу служебника и по рассказу Павла Алепского. Соборная ответная грамота константинопольского патриарха Паисие на вопросы Никона, не одобряющая его реформационного увлечение, направленного на исправление и переделку безразличных для веры и благочестие старых русских чинов и обрядов. Провозглашение антиохиским патриархом Макарием русского двоеперстие армянским перстосложением. Торжественное проклятие в Успенском собор антиохийским патриархом Макарием, сербским патриархом Гавриилом и никейским митрополитом Григорием всех крестящихся двоеперстно. Древние свидетельства, доказывающие, что двоеперстие есть старое православное перстосложете и что оно древнее троеперстия. Отлучение от церкви и проклятие двоеперстников собором русских иерархов 1656 года. Другие церковно-обрядовые реформы Никона, совершенные им по указаниям антиохийского патриарха Макария. Общие замечания о характере и ценности церковно-обрядовых реформ Никона.
Немедленно после собора 1654 года Никон обращается с особою грамотою к Константинопольскому патриарху Паисию, в которой пишет: «ныне же мы, рассмотривше прилежно в книгах наших, разньство в них обртохом, от преписующих ли, или от преводников, неведущих языка греческого, не вемы. Сего ради пишем ко пресвятости твоей, прежелаемый брате, да ту пресвятость твоя, с прочими святейшими патриархи и браты нашими, и прочими архиереями, соборне, известно и со всяким прилежным взысканием о всяком чине церковном, пишите». Затем, указав на самые замеченные им разности, какие уже были указаны на соборе 1654 года, Никон заключаешь грамоту словами: «нас же церкве Божие любовь возжизаше, да без порока ю пасем, сего ради к святости твоей восписуем, да даси нам о всех сих вышереченных, о коеждо особь, потонку твоего святительства, чрез писание твое скоро, совет благ: како вышереченная нами восточная церковь у вас содержаше и содержит, и како ныне лет есть тоя блюсти, и что сотворити соблажняющимся о сих и непокорно прящимся». К этой черновой сохранившейся грамоте, Никон в беловом ея списке, отосланном Паисию, прибавил еще нисколько новых вопросов (так что всех их оказалось 27), и обвинения против епископа Павла Коломенского и против Неронова.
Итак, Никон все дело намечаемой им церковной реформы передал на благоусмотрение и решение собора восточных иерархов, благодаря чему весь дальнейший ход его реформаторской деятельности должен был зависеть от такого или иного решение Константинопольским патриархом посланных ему вопросов. Очевидно также, что своим обращением на православный восток Никон открыто и торжественно признал высший авторитет восточных иерархов в делах русской церкви, обязательность для русских в делах церковных руководствоваться указаниями и решениями восточных иерархов. После этого позволительно было ожидать от Никона, что он начнет свои дальнейшие реформаторские шаги не раньше, как получив из Константинополя ответ на посланные туда вопросы, и что вся его дальнейшая реформаторская деятельность будет в духе полученного им ответа. В действительности не было ни того, ни другого.
В это самое время (2-го февр. 1655 г.) в Москву приехал за милостынею антиохийский патриарх Макарий. Он надолго остался в Москве, всячески старался угодить всемогущему тогда Никону, на которого приобрел заметное влияние. Вместо того, чтобы умерять и сдерживать односторонний, слишком бурный реформаторский пыл Никона, остерегать его от неосторожных, опрометчивых, а в то же время крутых мер, сильно раздражавших и обижавших русских, Макарий — по собственному ли невежеству, по предосудительному ли желанию порисоваться пред русскими своею горячею преданностию делам церковным, с корыстною ли целию как можно больше угодить, понравиться Никону, в видах получения от Московского правительства более щедрой милостыни, — только он действовал как раз напротив. Он постоянно указывал Никону на разные будто бы отступления и новшества в русской церковной практике, требовал их немедленного исправления, и своим авторитетом торжественно одобрял и оправдывал самые необдуманный и крутые миры Никона. Под влиянием Макарие, при его деятельном участии и одобрении, Никон совершил ряд таких действий, которые сильно повредили ему и его реформе, и на которые он, вероятно, не отважился бы без одобрения и поощрений Макария.
В неделю православие, в 1655 году, богослужение в Московском Успенском соборе совершалось с особою торжественностию, так как в нем участвовали три патриарха: московский, антиохийский и так называемый сербский — Гавриил, приехавший в Москву почти одновременно с Макарием и поселившийся было в Москве на всегдашнее житье. В соборе находился сам царь, бояре и разные придворные чины; стечете народа было громадное. По окончании литургии Никон стал говорить поучение, направленное против новых икон — франкского письма. Племянник антиохийского патриарха Макария Павел Алепский, как очевидец, рассказывает о происшедшем в это время в соборе следующее: «во время проповеди Никон велел принести иконы старые и новые, кои некоторые из московских иконописцев стали рисовать по образцам картин франкских и польских. Так как этот патриарх отличается чрезмерною крутостию нрава и приверженностию кгреческим обрядам, то он послал своих людей собрать и доставить к нему все подобные иконы, в каком доме ни находили их, даже из домов государственных сановников, что и было исполнено. Это случилось летом пред появлением моровой язвы. Никон выколол. глаза у этих икон, после чего стрельцы, исполнявшие обязанность царских глашатаев, носили их по городу, крича: «кто отныне будет писать иконы по этому образцу, того постигнет примерное наказание». Это происходило в. отсутствие царя (т. е. в 1654 году). Так как все московиты отличаются большою привязанностию и любовью к иконам, то они не смотрят ни на красоту изображения,. ни на искусство живописца, но все иконы, красивый и некрасивые, для них одинаковы: они всегда их почитают и поклоняются им, даже если икона представляет набросок на бумаг или детский рисунок... Видя, как патриарх поступал с иконами, подумали, что он сильно грешит, пришли в смущение и волнение и сочли его противником икон. В это время случилась моровая язва и солнце померкло пред закатом 2-го августа. Они подумали: «все случившееся с нами есть гнев Божий на нас за надругательство патриарха над иконами». Образовались скопища, враждебные патриарху, которые покушались убить его, ибо в это время царя не было в Москве, и в городе оставалось мало войска.[В донесении боярина Михаила Петровича Пронского царице в Колязин монастырь, о смутах в Москве во время морового поветрия, говорится: августа, государи, в 25 день (1654 г.) были мы, холопы ваши, у обедни в соборной церкви, и в обедню к соборной церкви приходили земские и разных слобод люди, и принесли с собою в киоте икону, а написан был образ Спасов нерукотворенный: лице у той иконы и подпись верх... скребено. И как мы, холопы ваши, пошли от обедни, и земские люди учали нам говорить: взят-де образ Спасов, на патрхархов двор новгородские сотни у тяглеца у Софрова Федорова сына Лопотникова; а отдан- де ему тот образ из тиунские избы для переписки, лице выскреблено, а скребен-де тот образ по патриархову указу. И того же, государи, числа, в восьмом часу дни, земские ж люди многие приходили к красному крыльцу и приносили иконные цки, а говорили, что и с тьх цков образы скребеныж, и они-де те цки разнесут для оказания во все сотни и слободы и придут-де к нам, холопам вашим, для того августа в 26 денье. В ответ государыни на это донесение между прочим говорится: «а которые иконы скребены, и те иконы написаны были не по отеческому преданию с папежского и с латынского переводу». (Гиббенет, о патр. Никоне, т. II, стр. 475—475).]
В этот день (т. е. в неделю православия 1655 года) патриарху представился удобный случай для беседы в присутствии царя, и он много говорил о том, что такая живопись, какова на этих иконах, недозволительна. При этом он сослался на свидетельство нашего владыки патриарха, и, в доказательство незаконности новой живописи, указывал на то, что она подобна изображениям франков. Патриархи предали анафеме и отлучили от церкви и тех, кто станет изготовлять подобные образа, и гех, кто будет держать их у себя. Никон брал эти образа правою рукою один за другим, показывал народу и бросал их на железные плиты пола, так что они разбивались, и приказал их сжечь. Царь стоял близ нас с открытою головою, с видом кротким, в молчании внимая проповеди. Будучи человеком очень набожным и богобоязненным, он тихим голосом стал просить патриарха, говоря: «нет, отче, не сожигай их, но пусть их зароют в землю». Так и было сделано. Никон, поднимая правою рукою икону, всякий раз при этом восклицал; «эта икона из дома вельможи такого-то, сына такого-то», т. е. царских сановников. Целию его было пристыдить их так, чтобы остальной народ, видя
