Он попробовал изобразить улыбку, но у него ничего не вышло.
— Даю вам второй взвод, мистер Капута. У них офицера не было с тех пор как погиб мистер Леви.
— Я в Куонтико был с мистером Леви, шкипер.
— Третий взвод и взвод оружия тоже без офицеров.
Он встал, развернул карту и ознакомил меня с обстановкой. Батальон, а вообще-то и вся дивизия находятся сейчас в обороне. Наша задача — предотвратить новое нападение вьетконговцев на аэродром, удерживая главный рубеж обороны. Никаких операций наступательного характера не ведётся, за исключением патрулирования в составе отделения или взвода, и даже они не должны удаляться от главного рубежа дальше чем на две тысячи ярдов.
Боевые позиции роты простираются от Т-образного перекрёстка на юг вдоль дороги до реки Сонгтуйлонг, что составляет почти милю, т. е. участок в три раза больший по длине, чем тот, на котором рота может обеспечить достаточную оборону, к тому же в роте этой насчитывается значительный некомплект личного состава. Пробелы на этом рубеже закрываются заградительным огнём артиллерии. Рота живёт по заведённому распорядку: два взвода по ночам охраняют рубеж, отправляя по одному отделению в дозор. Третий взвод удерживает высоту Чарли-Хилл, боевую заставу ярдах в семистах впереди. По утрам там поддерживается 25-процентная готовность, пока остальные солдаты уходят на полмили назад в лагерь, чтобы поесть горячей пищи, почистить винтовки и отдохнуть. После полудня они в свою очередь заступают на боевое дежурство, работают на своих позициях или выходят на дневное патрулирование. По вечерам всё начинается заново тем же порядком.
Большую часть потерь рота несёт из-за противопехотных мин и мин-ловушек. Постреливают снайперы, изредка обстреливают из миномётов. Я должен бдительно следить за тем, чтобы в моём взводе не было траншейных стоп. Солдаты постоянно мокрые. Устали они, иногда и есть хотят, потому что живут почти исключительно на холодных сухих пайках. Но я не должен давать им поблажек. Начнёшь им потакать — начнут думать о доме, а хуже нет для пехотинца, чем думать. Всё понятно? Так точно. Вопросы есть? Никак нет.
— Хорошо. Сегодня же вечером отправитесь на рубеж, поэтому всё снаряжение получите немедленно, мистер Капута.
— Капуто, сэр. Как в «как будто».
— Да как угодно. Вечером заступаете.
— Есть, сэр, — сказал я с мыслью о том, что человека с таким безнадёжным отсутствием чувства юмора я в жизни точно не встречал ни разу.
Вечерня началась часов примерно в семь, когда гаубицы и миномёты по заведённому распорядку открыли беспокоящий огонь. Вместе со своим новым взводом я побрёл на рубеж. Снаряды раздирали воздух над нашими головами, и дождь, бивший наискось из-за сильного муссонного ветра, молотил по нашим лицам. Взвод взбирался по тропе ровным тяжёлым шагом, который является одним из признаков ветерана- пехотинца. А они были ветеранами до мозга костей. Глядя на них, трудно было поверить, что большинству из них всего девятнадцать или двадцать лет. Ибо лица их не были детскими, а в глаза глядели с холодным безразличным выражением, которое присуще людям, вынужденным существовать в мире беспощадно конкретных дел. Каждый день им приходилось прилагать массу усилий, чтобы не промокнуть, чтобы предохранить кожу от пузырей тропической гнили, чтобы оставаться в живых. В насквозь промокшем мире, в котором они обитали, ходьба, деятельность почти столь же бессознательная, как дыхание, могла принести смерть. Тропы, по которым им приходилось ходить в патрулях, были усеяны минами. Один неверный шаг — и тебя разорвёт на кусочки или изувечит на всю оставшуюся жизнь. Один неверный шаг или секундная потеря бдительности, если глаза на что-то отвлекутся и не заметят тонкую проволоку, растянутую через тропу.
Мы дошли до дороги, отмечавшей линию фронта. Я заполз во взводный командный пункт — окоп в кольце мешков с песком, крытый протекающим пончо. Джоунз, радист, Брюер, взводный посыльный, и санитар заползли туда вместе со мной. КП располагался на поросшем травой бугорке прямо за дорогой. На дне окопа скопилась лужа холодной воды. Мы вычерпали её касками, и, постелив пончо поверх грязи, присели выкурить по последней сигарете перед наступлением темноты. Джоунз стянул со спины тяжёлую древнюю рацию PRC-10 и приткнул её к стенке окопа.
— Чарли-6, я Чарли-2. Проверка связи, — сказал он в трубку. — Как слышите, Шестой?
— Второй, я Шестой. Слышу вас хорошо. Шестой-Реальный просит сообщить вашему Реальному, что рота «Альфа» под миномётным обстрелом.
— Вас понял, Шестой. Если нет дальнейших сообщений, я Второй, конец связи.
— Я Шестой, конец связи.
— Вы слышали, сэр? — спросил Джоунз.
Я сказал, что слышал.
Дул сильный ветер, и дождь хлестал горизонтально над чеками, словно дробью осыпая наше укрытие. Я слушал, не летят ли мины, но из-за ветра ничего не было слышно — из-за ветра и безжизненного треска веток окружавшего нас бамбука. Последние бойцы из моего взвода цепочкой пробирались сквозь серый сумрак на свои позиции. Тяжело ступая, они шли по линии обороны, которая представляла собой не линию, а пунктир из отдельных позиций, отрытых там, где почва была плотная — и сваливались по двое в окопы. Витки проволочных спиралей перед позициями извивались на ветру.
Я дежурил у рации первым. Джоунз и прочие улеглись спать, свернувшись калачиком. Выглянув из окопа, я попробовал освоиться с местным ландшафтом. Участок линии обороны, который занимал второй взвод, шёл вдоль дороги, огибал деревушку, которую охраняли Народные силы — сельское ополчение, и кончался у реки. В общей сложности мы держали участок фронта в семьсот ярдов, в обычном случае там была бы рота, и между позициями были опасно большие разрывы. Между одной из таких позиций, прозванной «школьная» из-за стоявшей там оштукатуренной школы, и другой, на бугорке у реки, было почти двести ярдов затопленного рисового чека. Эти две позиции были как острова в архипелаге. Перед нами ещё были чеки, речушка с берегами, поросшими джунглями, а ещё дальше — серо-зелёные предгорья. Там находился Чарли-Хилл — грязный красный бугорок, который выпирал из окружавших его холмов как воспалённый нарыв. В свете надвигавшихся сумерек я мог разглядеть лишь пятна укрытий оливково- защитного цвета и крохотные фигурки наших солдат. За заставой не было ничего кроме холмов, за которыми горы уходили в облака. По сравнению с теми местами линия фронта представляла собой центр цивилизации. Чарли-Хилл стоял на зазубренном крае земли.
Стемнело быстро. По-прежнему не было слышно ничего кроме ветра и треска веток, и теперь уже глаз различал лишь черноту разных оттенков. Деревня чернела смоляным пятном среди серовато-чёрных полей. За очертаниями джунглей, будто бы нарисованных тушью, скалистая горная цепь была такой чёрной, что походила на огромную дырку в небе. Даже когда глаза мои привыкли, я не замечал уже этих мельчайших цветовых оттенков. Там была пустота, и, когда я смотрел на неё, мне казалось, что я вглядываюсь в противоположность солнца, источник и центр всего тёмного в этом мире.
Ветер продолжал дуть, беспощадно и пронизывающе. Я промок насквозь и уже дрожал. Держать трубку неподвижно было тяжело, и я запинался, когда передавал часовой доклад о ситуации. Я не припоминал, чтобы когда-то раньше мне было так холодно. Взлетела ракета, высветив силуэты пальм, мечущихся под ветром, и полосы дождя, валившиеся из несущихся по небу туч. Сильный порыв ветра кинжалом ворвался в окоп, дёрнул за укрытие и оборвал навес с одной стороны. Мокрое прорезиненное пончо хлестнуло меня по лицу, и я услышал «чёрт побери» Брюера, когда дождь хлынул в окоп, оставшийся без защиты. Затем с вершины холма обрушился водный поток, просочился через щели в мешках и чуть не затопил нас доверху. Пончо по-прежнему хлопало на ветру, как парус, оторвавшийся от шкотов. «Чёртов мать его Нам».
— Джоунз, Брюер, закрепите её кольями, — сказал я, заново вычерпывая воду каской. Дождь заливал мне за воротник и вытекал из рукавов куртки как через сточные трубы.
— Есть, сэр, — сказал Джоунз. Они с Бьюером вылезли наружу, поймали пончо и закрепили его, колотя по металлическим кольям торцами рукояток штыков. Мы с санитаром вычерпывали воду, и от работы немного согрелись. В окопе оставалось ещё с дюйм воды, когда мы снова там устроились. Я передал рацию Джоунзу. Была его смена. Улегшись на бок и подтянув к груди ноги, я попробовал уснуть, но из-за лужиц с водой и ледяного ветра сделать это было невозможно.
