Суровая реальность порубежья заставила нас, пограничников, научиться читать следы не только на прибрежном песке, но даже и под водой — оказалось, не так уж сложно найти, например, борозду, оставленную килем причаливавшей лодки. Можно обнаружить след даже на гальке, у самой воды: в сыром воздухе он не высыхает два-три часа и, если смотреть на него против солнца, можно увидеть тень, падающую от края следа на его дно.
Хитроумные действия контрабандистов были для нас, пограничников, школой наблюдательности. Неутомимо ходили «носители» контрабанды туда-сюда через границу. Все новые и новые группы, равно как и отдельные лица, объявляясь в наших краях, уносили за границу русское золото, а к нам несли спирт и опиум. Что толкало людей на столь сомнительное дело, заставляя идти прямо на наши наряды? Контрабандисты то и дело попадались, особенно на участках, где были служебные собаки. Жизнь ли их заставила избрать опасный, но доходный промысел? А может, они просто по характеру своему были отпетыми авантюристами, любителями сомнительных приключений?
Такие в моей пограничной практике бывали случаи, что невольно вспомнишь «шпионское» кино. Однажды я разоблачил благообразного старичка, который перевозил в трости золото. Еще как-то мне пришлось познакомиться с рыбаками, увозившими спирт в баке, прикрепленном ко дну лодки. А потом я волей-неволей стал участником приключенческого сюжета, который постарался разыграть так, чтобы закончился он, как и должно быть в таких историях, победой пограничников.
В деревне, стоявшей у пограничной реки, был дом, в котором, как заметил я, часто менялись занавески. Не подвела развитая за годы службы наблюдательность. Стал я к этому дому еще внимательнее присматриваться, тайком ночью в село приходил. И недаром. Еще больше утвердился я в своих подозрениях. Как только нет в деревне пограничников — сразу белые занавески в доме вывешивают. И в эту же ночь группа контрабандистов переходит границу в таком месте, где нет наших нарядов.
Хозяева дома, старик и старуха, были людьми необщительными; они совсем недавно поселились в наших краях и гостей, судя, по всему, не любили, жили замкнуто. Быть может, потому шла молва, что старик — себе на уме.
К такому и не подступишься, на контакт, как понимал я, он ни за что не пойдет, не даст себя разговорить. И стал я думать, как мне этого старика перехитрить. А когда придумал, пошел к начальнику заставы.
Командир одобрил мой план. Было решено, что сегодня же пограничники выйдут из села — так, чтобы это видели его жители. Наши ребята пройдут мимо дедовых окон к реке, а потом, вдоль берега, — к заставе. Я же должен был возглавить группу задержания, которая, не показываясь в селе, обойдет его и, спрятавшись в лесу, дождется сумерек. Потом мы нежданно явимся к старику…
Засинели в лесу, загустели ранние сумерки. В просвет между укрытыми снегом еловыми ветками было видно крыльцо старикова дома. Вот в его заиндевевших окнах затеплился свет. Занавески там были уже белые, а утром, когда пограничники уходили из села, висели красные!
Спешившись и оставив коня у крыльца, я вошел в дом.
Ну и старик! Видом — могучий великан, он, по всему, сохранял еще необъятную силищу. Смотрит недоуменно: к чему, мол, пограничник в такое время к нему пожаловал? Потом стал меня за стол усаживать:
— Водочки сейчас… Для дорогих гостей!
А я — мимо стола да к окну:
— Что это вы, папаша, чуть не каждый день занавески меняете?
Старик на миг растерялся; такого оборота дела он не ожидал. Но, видно, с характером был, тут же взял себя в руки и с простодушной улыбочкой мне говорит:
— Что поделаешь, старуха все чистоту наводит. Чуть несвежи покажутся ей занавески — сразу в стирку.
— А красные где? — поинтересовался я.
— Красные-то? — пристально глядя на меня, старик молчал, выгадывал время. — Да красные… жена в стирку бросила.
— Нельзя ли на них взглянуть?
— А иди-ка ты! — лицо старика вспыхнуло гневом, глаза зло засверкали. — В чужом белье рыться?
Метнувшись к стене, старик схватил висевшее на гвозде охотничье ружье:
— Сейчас ты узнаешь, где занавески!
— Бросай ружье, дед, — спокойно сказал я. — А ну-ка глянь: кто там на крыльце?
Взглянув в окно, старик увидел моих товарищей-пограничников.
Он выронил ружье. Глаза его как-то сразу потускнели. Могучий великан сник, съежился…
— Где, в какой час контрабандисты сегодня должны перейти границу? — тряхнул я его за плечо.
— Откуда ж мне знать, — принялся он опять за свое.
— Быстро говори. Где, когда? Время дорого.
Старик молчал. Лицо его все время менялось, выдавая внутреннюю борьбу.
— А что будет со мной? — наконец произнес он.
— Поможешь нам — отчасти искупишь свою вину.
В этот момент за окном послышался шум, ругавший пограничников яростный, женский голос. Ребята мои вели к крыльцу упиравшуюся старуху.
— Ох, и лихие ж вы люди! — усмехнулся я. — Бабка твоя зачем в окно выпрыгнула? Контрабандистов побежала предупредить?
— Да испугалась просто она, — хмуро ответил старик. — Ладно, скажу вам.
И опять замолчал. Поникнув головой, старик опустился на стул. На стене тикали ходики. Тикали и тикали…
— Ну говори же! — встряхнул я его.
— В двух верстах от заставы, за мостиком их ждите.
— И ты с нами туда. Одевайся!
Дед вздохнул, поднялся. Взялся за шубу и валенки. Валенок выпал у него из рук.
«Ну чего тебе не жилось по-человечески, — мысленно упрекнул я его, испытывая к старику невольную жалость. — О контрабанде ли в твоем возрасте надо заботиться?»
А сам торопил старика:
— Лампу, лампу на окно поставь — чтоб занавески были видны.
Тревожно помигивали редкие зимние звезды. Мы пробирались по тропинке между высокими сугробами, за которыми мерцали оранжевыми окошками деревенские избы, — светлыми столбами устремлялся в небо печной дым.
— К морозу, командир, — сказал шедший за мной боец и, когда я к нему обернулся, кивнул головой на дымы.
Я глянул на дом старика. В освещенном окне были отчетливо видны белые занавески.
Мы вышли к реке. Мороз, который, по народным приметам, завтра и вовсе будет лютовать, здесь, на открытом месте, уже и сейчас кусался изрядно. За скованной льдом рекой на противоположном, диком берегу чернели скалы, едва прикрытые снегом, и похожие на чудищ кусты. Мы двигались вдоль реки по дозорной тропе, вслушиваясь в тишину.
«Не соврал ли старик?» — думал я. Вот и мостик, где должны мы ждать гостей. Старик обернулся, и мы встретились с ним взглядами.
— Да, здесь, — сказал он. — Небось, думаешь, дурака свалял дед? Будь спокоен, пограничник: в этом месте пойдут.
Мы залегли за прибрежными валунами. Было это не слишком хорошее укрытие.
«Не видно ли нас? — беспокоился я. — Вон как луна высветила снега!»
В кино-то красиво так пограничники на снегу в белых полушубках лежат. На самом же деле в такой мороз ох как неуютно себя в подобном положении чувствуешь. Лежишь и коченеешь, будто ты уже и не пограничник, а сугроб или льдышка, едва дышишь от холода.
Сколько мы уже так лежим? Я с тревогой поглядывал на старика. Мы, пограничники, все же народ
