Ли Юй
Восемь Знаков судьбы
В стихах говорится:
В этом стихотворении, как мы видим, речь идет о Судьбе. Действительно, в нашей жизни знатность и сирость человека, его расцвет и увядание, равно как и пределы его долголетия – все это в конечном счете зависит от Восьми циклических знаков,[2] которые пишет своей собственной кистью Почтенный Старец – Владыка Небес[3] – задолго до того, как тот или иной человек появился на свет. Восемь Знаков не только нельзя изменить или даже переставить местами, но к ним невозможно добавить и лишнюю точку или, наоборот, убрать из них тонкую черточку. Вот почему и появилось выражение: «Жизнь и Смерть зависит от Судьбы, а богатство и слава – от Неба!»
В свое время жил некий старец, весьма сведущий в законах Судьбы. У него был сын, однако внуков он не имел. И вот сноха, то бишь жена его сына, наконец-то понесла. Когда пришла пора «поднести таз», то есть наступило время рожать, старец решил погадать. С Книгою Судеб[4] в руке он уселся возле дверей спальной комнаты, где в это время лежала роженица, и стал терпеливо ждать, когда у женщины начнутся схватки. Повитуха, которая находилась рядом с роженицей, крикнула:
– Кажись, момент наступает!
Свекор раскрыл книгу и сопоставил торжественный час с годом, месяцем и днем, начертанными в книге.
– Это время нехорошее, ибо потревожены злые стихии. Ребенок не выживет! – воскликнул он. – Эй, сноха, сейчас рожать никак нельзя! Прошу помучайся еще немного, постарайся родить в следующий час! Тогда дитя обретет в своей жизни счастье и. благополучие, а также и долголетие!
Женщина, услышав приказ свекра, пришла в большое волнение, но постаралась его исполнить. Она тесно сомкнула ноги и, превозмогая боль, стала ждать подходящего момента для родов, головка дитя появилась у выхода из чрева и вдруг этот путь для младенца закрылся. Жизненный дух ребенка тотчас пресекся, и он умер в материнской утробе. Между тем, свекор, помыкавшись возле дверей снохи-роженицы в ожидании счастливого мгновения, когда младенец обретет долголетие, отправился в соседний дом, где также ожидали появление на свет ребенка. И здесь старик предрек роженице несчастливую судьбину для будущего младенца, так как нынче-де потревожены злые силы!
Из рассказанного следует, что Восемь Знаков, по всей видимости, действительно пишутся самим Владыкой Небес и переделывать их ни в коем случае нельзя! Однако в наши дни находятся люди, которые разными способами пытаются их изменить. Очевидно, Восемь Знаков их чем-то сильно стесняют, наверное эти люди находятся в крайне жалком состоянии, которое они пережить никак не желают. И вот однажды им вдруг удалось изменить Знаки Судьбы. И что же? А то, что они будто воспряли к жизни! Вот уж поистине: «Что не предусмотрено Законом, происходит в живых людских деяниях, Таким, несколько странным, изречением я решил немного позабавить читателя, так сказать «обновить его слух и зрение»!
В годы Чэнхуа[5] – Завершенных Преобразований в судебной управе Динчжоуской области провинции Фуц-зянь служил некий Цзян Чэн. Был он всего-навсего мелким служащим, хотя и происходил из именитой семьи. Его предки слыли настоящими богачами, владевшими крупными земельными угодьями. Их дом – что полная чаша. Правда, при родителе Цзяна богатства семьи заметно поубавились, но все же кое-что еще сохранилось. В общем, как в поговорке: «Видом хил и худ, но все ж верблюд!» Цзян Чэну исполнилось всего три года, когда умер его отец. Два старших брата (оба, к слову сказать, заядлые игроки, распутники и кутилы) за неполных десять лет умудрились пустить на ветер все оставшееся от предков состояние. Поэтому когда Цзян Чэн вырос, в доме почти ничего осталось, как говорится, «нет и клочка земли, где можно воткнуть шило». Как-то раз у Цзян Чэна с братьями произошел такой разговор.
– Все состояние семьи, а оно было немалым, попало в ваши руки. Мне, как вы знаете, почти ничего не досталось: ни плошки от батюшки, ни одежки от матушки! Но что исчезло, того уже не вернешь, а потому, если осталась в доме вещь, которую вы продать еще не успели, лучше отдайте мне – на память о родителях. Я буду всегда ощущать «пот с их рук!»
– Если ты думаешь, что мы тебя обставили и опередили, тебе надобно было родиться пораньше… – заметил один из братьев, – все, что можно, мы уже успели спустить, отправить к «цветам на ветру да к луне на снегу[6]». А теперь нам, как говорится, самим приходится «ковырять задницу у покойника!» Одним словом, все наше состояние, увы, испарилось. Впрочем, за нашей семьей сохранилось место в судебном приказе, которое мы когда-то отдавали в наем. Если пожелаешь, можешь взять его себе. Захочешь, служи сам, а не захочешь – отдай его другим. Это – твое дело!
Цзян Чэн задумался. «Люди толкуют, что в ямынях деньги гребут лопатой! – думал он. – Лучше я пойду служить в управу сам. Глядишь, подзаработаю немного, куплю дом, обзаведусь семьей… Хватит испытывать свое терпенье, жить с братьями и их женами. К тому, же люди говорят, что в управе человек, мол, способен проявить свои достоинства. Вот только бы попалось удачное место! Если повезет, то достаточно прочитать про себя тайную молитву или внести небольшое пожертвование (пусть даже сделать это на словах) и тебе наполовину спишутся грехи в будущем, заслуги зачтутся. Разве плохо?!» Цзян отправился в ямынь, чтобы потребовать для себя прежнее место в управе. Понятно, как часто водится в нашей жизни, ему пришлось угостить начальство вином, но в назначенный день он все же занял свое место в присутствии. Цзян стоял в ожидании приказа. Начальник уголовной службы, рассмотрев очередное дело, вытащил бирку с указанием наказания. Согласно написанному в бирке, Цзяну полагалось совершить экзекуцию – бить преступника батогами. Человеку по своей природе доброму и мягкосердечному, Цзяну было трудно свершить столь жестокое действо. Превозмогая отвращение, он поднял бамбуковую палку и ударил. Нанеся удар, он почувствовал, будто казнит самого себя. «А-а-а!» – завыл преступник. Из глотки Цзяна вырвался тот же вопль: «А-а-а!» Он через силу отмерил пять ударов, и из глаз его хлынули слезы. На сердце словно легла тяжелая ноша. Он понимал, что этим дурным поступком он разрушил свои скрытые добродетели.[7] Начальник приказа, заметив столь странное поведение подчиненного, разгневался. Он решил, что Цзян наверно получил взятку, а потому батоги кладет в полсилы, как говорится, по-ученически. Он вытащил новую дщицу. В результате, преступник получил всего пять батогов, а Цзяну достались все десять. С этого дня, когда черед совершать наказание доходил до Цзяна, он более не осмеливался поступать, как прежде, и жертву не щадил, правда, особенно и не усердствовал Словом, «бил он по мясу, не задевая сухожилий, лупил по заднице, не ломая костей!» С этих пор его и прозвали «Сердобольным».
Через некоторое время наступила пора отчитываться по службе. Цзян Чэн, как и все остальные, явился в ямынь, чтобы выкупить «знак на должность».[8] Но так получилось, что он позабыл вовремя сделать какой-то положенный взнос, посчитал, что все образуется само собой и он получит свое жалование. Но оказалось, что опоздавший со взносом не только лишался очередной получки, но и должен был еще подвергнуться наказанию. За свое прегрешение Цзян получил очередную порцию батогов, после чего ему пришлось возместить убытки; В общем, хотя Цзян и прослужил полный год в ямыне, однако денег он заработал чуть-чуть – половину самого скромного жалованья. Мало того, он еще получил добрую порцию палок. Вот тогда Цзян Чэн решил продать свое место в управе, но, увы, мало кто проявил к нему интереса, зная о тех передрягах, которые пришлось пережить Цзяну на своем посту. Претенденты выдвигали Цзяну жесткие требования. Одни говорили, что он должен снизить сумму аренды, другие требовали лишние деньги на расходы. Что делать? Пришлось Цзяну нести тяжелую ношу самому.
Многие сослуживцы над ним подсмеивались, но кто-то пытался дать дельный совет. Насмешники, к примеру, ему говорили:
– Если ты не способен управлять лодкой, не хватайся за бамбуковый шест!.. В нашем ямыне денег – куры не клюют, надобно только уметь ими воспользоваться! Всякий, кто переступил порог управы, должен
