– «Мы вместе родились и окажемся в одной могиле!» – так искони говорят! – вскричал испуганный Жуйлан. – К чему столь несчастливые слова? В чем все-таки причина?
– Все дело в том, что отрок четырнадцати-шестнадцати годов в течение двух или трех лет еще не вышел из юного возраста, поэтому дружить с ним любо, так как не существует разделения сердец. Напротив, друзья живут в спокойствии душевном и близости умов – словно два супруга. Но когда он повзрослел и созрела «влага в почках», в нем вспыхивает страсть, он начинает думать о женской ласке. А как только он подумает о женском теле, для мужчины-друга он сразу же становится врагом. В некоей книге об этом говорится так: «Если есть жена, сыновьи чувства разом ослабели». Но если захирела любовь к родителям, что ж говорить о чувствах дружбы?! Отныне эта штука будет день ото дня расти в размерах, между тем моя судьба с каждым днем будет становиться все короче и короче. У тебя «почечной жидкости» становится все больше, а это значит, что мои радости постепенно иссякают. Когда я думаю об этом, боль пронизывает сердце. Как же мне не вздыхать? – не в состоянии превозмочь свою печаль, Цзифан заплакал. Та искренность, с которой были сказаны слова, взволновала Жуйлана, из глаз его потоком хлынули слезы. Он надолго задумался и вдруг промолвил:
– Мой друг, ты сильно ошибаешься! Возможно кто-то, неглубокий в своих чувствах, позволит взять себе жену. Понятно, тогда настанет час расставанья с ним. Но ведь я все время нахожусь рядом с тобою и не встречаюсь ни с кем из женщин. А коли это так, то откуда в моей душе могут появиться иные страсти? Конечно, у меня случайно – что вполне возможно – вспыхнут «радостные чувства», но существует много способов их изгнать. Зачем об этом думать?
– Вот эти способы и есть причина «разрушения радости», но вряд ли ты способен сие понять!
– Это почему же? – удивился Жуйлан.
– Как ты думаешь, отчего краски на лице старика бледнее, чем у человека зрелых лет? А у мужчины куда скромнее, чем у юноши? Все оттого, что «почечная влага» в организме человека постепенно иссякает, что отражается на красках человеческого лика. Вот, скажем, ты, почему ты так прекрасен? Потому что у тебя покуда не иссякла первозданная сила Ян. Точно так же цветок скрывает свой бутон. Семенная жидкость скапливается в жизненных корнях, что порождает яркие цвета и нежный аромат. Но как только эта влага, найдя себе подходящую дорогу, начинает иссякать, краски быстро тускнеют, а аромат слабеет, и с каждым днем все больше. Влага постепенно иссыхает и вовсе исчезает. Так вот, та самая вещица, с помощью которой ты собираешься проявить свои радостные чувства, отнюдь не бесполезна» Она не только украшенье тела, но с нею связаны все краски на твоем лице. Коль ты отнимешь какую-то частицу снизу, что-то сразу же убудет сверху. Сие есть истина и закон всей нашей жизни, они от нас нисколько не зависят. Все равно, рано или поздно, наступит зрелость, а потом и старость, то есть юные года уйдут. Ты люб мне очень, но я не обладаю тайной, как сохранить весну. Вот почему я нынче все это посмел тебе сказать, а теперь решать тебе что делать!
Слова Цзифана повергли юношу в большое беспокойство. В голове мелькнула мысль: «Он возлюбил меня за то, что я внешностью красив, но если у меня первозданная стихия Ян иссякнет, все краски на моем лице померкнут, и тогда мой друг прочь отвернется от меня, а может быть, и возненавидит. Вполне возможно, он меня и бросит, даже если я не покину его сам. Что мне делать?
– Я и не знал, что та самая вещица столь зловредна! – промолвил он. – Но если это так, я все ж найду какой-то выход, успокойся!
Прошло несколько дней. Как-то раз Сюй Цзифан отправился сдавать экзамены на степень, а потому ушел из дома спозаранку. Вслед за ним поднялся и Жуйлан. Приведя себя в порядок и причесавшись, он с зеркалом в руках сел, где было посветлее, и стал со вниманием себя рассматривать. «Точно, мое лицо в сравнении с прошлыми годами несомненно изменилось, – подумал он, и в его душу невольно закрались сомненья и печаль. – Раньше сквозь кожу белую проступал румянец алый, а сейчас пунцовый цвет как будто бы померк, а бледность возросла. Неуж-то все то, что он сказал, уже свершилось? Кровь алую мою ждет такая злая участь?… А ведь он, мой друг, ради меня все на свете продал, даже землю, и сам остался без средств к существованию. А мы, моя семья? Если бы не взяли его денег, нанеся тем самым ему ущерб, я не смог бы захоронить родителей. Получается, я ничем не возблагодарил его за доброту. Неужели все так и останется, пока я не состарюсь?» Мысли лихорадочно метались в голове. И вдруг он вскричал в ожесточении:
– Ах ты, корень зла, все беды от тебя! Немедля от тебя избавлюсь, чтобы ты боле не возмущал покой моей души! Между прочим, евнухи-тайцзяни вполне спокойно живут и существуют. К тому же в нашем мире немало есть людей, кто имеет жен или наложниц, но нет у них детей. Вот, скажем, я. Допустим, я возьму себе наложницу, а она так и не родит ребенка – вполне возможный случай. Итак, я нынче отрекаюсь от потомства, дабы другу отплатить за доброту и милость! Уверен, что мои покойные родители не будут за это на меня в обиде!»
Он вытащил из сундучка нож для бритья и, наточив лезвие до остроты, направился к «весеннему ложу»,[27] чтобы на него возлечь. Но прежде он достал шнурок, один конец которого привязал к верхней балке, а вторым стянул тот самый инструмент, да так, что он как бы повис в воздухе. Схватив нож, он изо всей мочи взмахнул им и отсек свой корень зла и тут же, словно мертвый, повалился на ложе. Он никого не позвал на помощь, а потому в сознание так и не пришел.
Сюй Цзифан, возвратившись домой, раз-другой позвал Жуйлана – ответа нет. Сюй искал его повсюду, наконец нашел лежащим на «весеннем ложе». Кажется, тот спал. Сюй не стал его тревожить. Как вдруг заметил шнур, привязанный к балке, а на конце шнура – предмет, похожий на мелкий баклажан. Сюй присмотрелся – да ведь это его заклятый враг! Сюй перепугался; все души разом покинули его. Тут он заметил, что штаны Жуйлана у прорехи пропитались кровью, и она все еще сочится. Он окликнул друга, попытался его растормошить – ничего не получилось. Тогда Сюй приложил свой рот к губам Жуйлана и дунул раз-другой. Его горячее дыхание проникло вглубь, и юноша пришел в себя.
– Зачем ты это сделал? – вскричал Цзифан. Из его глаз брызнули слезы. От горя он стал колотить себя рукою в грудь. – Ведь я все это говорил без умысла, только из жалости к тебе! – Сюй ругал себя за опрометчиво сказанные слова и с досады даже хлопнул по губам. Жуйлан, превозмогая боль, попытался сделать жест рукой, словно хотел его остановить, но не смог издать и звука. Сюй Цзифан побежал к лекарю, чтобы добыть какое-нибудь снадобье, способное вылечить друга и поставить его на ноги. Но вот что странно: бывает, кто-то зашибет мизинец и после этого страдает долго, а тут не прошло и месяца, как рана зажила, будто в леченье вмешалась божественная сила. Удивительно и то, что на месте раны вместо шрама образовалась щель, ну прямо как дамский лаз. Заметим к слову, что и раньше наш юноша внешним видом походил на юную девицу – почти не отличишь. Теперь все эти мелкие различия исчезли вовсе и понять было нельзя, кто перед вами, мужчина или женщина. Цзифан посоветовал другу переодеться женщиной, то есть надеть подобающее платье, а волосы связать в пучок. Одна беда: выдавали ноги: до трех цуней[28] им было далеко. Сюй посоветовал немного их стянуть. Жуйлан, дабы скрыть свое «уродство», обулся в небольшие черные сапожки, но не надел ни дамских туфель с чулками, ни штанов, что они носят. Он стал похож на юную актрису-дань, [29] что выступает на театральной сцене. А в имени своем частичку «лан» он заменил на «нян»,[30] что означает даму, тем самым его имя теперь полностью совпадало с содержанием. С этих пор он за порог уже не выходил, а целыми днями проводил в прелестной горнице. Как мы знаем, юноша был умен, сметлив, а потому, специально не учась, вскорости овладел искусством рукоделья. Каждый день, встав с постели, он принимался за шитье или вышиванье. Как мы знаем, Сюй Цзифан был довольно беден и едва сводил концы с концами, а потому Жуйдану надо было помогать другу, чтобы тот смог продолжать ученье.
Надо вам сказать, что за это время сынишка Цзифана, который все это время жил с кормилицей, уже подрос: ему исполнилось три или четыре года. Юй Жуйлан (а сейчас – Жуйнян) однажды предложил:
– Пора отнять его от груди. Давай возьмем его домой и будем воспитывать вдвоем. Глядишь, немного в средствах сэкономим!
Сюй Цзифан согласился с предложением друга и привел ребенка в дом. Жуйлан (Жуйнян) отнесся к нему. как к родному сыну. Но пока мы об этом рассказывать не будем.
Итак, перед глазами Сюя теперь постоянно находились прелестная «супруга» и нежный сын, в любой момент он черпал радость от общенья с ними. Но увы! Небо поступает не всегда так, как желают люди. Вы сидите дома, а в это время беды сыплются на вас с небес. Так случилось и теперь. Однажды у ворот
