— Поскольку вопрос обращен к художнику, то, думаю, его следует понимать не буквально. Люди ходят, ничего не подозревая, по лесу, полю, площади, прокладывают любимые тропинки, а где-то в мастерской художника, архитектора уже набрасываются эскизы дома, вокзала, дворца. Может, отсюда идет высокая ответственность архитектора, художника-монументалиста. Сомнения и страх, колебания, переделки, десятки новых эскизов. Графический проект, объемный макет — и снова поправки и новые варианты. В самом деле, ведь зданию стоять десятилетия, может быть, века, а монументальное панно, скажем, «не снимешь» со стены, как рисунок или гравюру. И вот, когда все сомнения позади, а твой проект в камне, стекле, бетоне, гипсе, в металле, смальте и красках стал поперек «любимой тропинки» человека, когда уже изменить ничего нельзя (шутка ли, 26 метров высоты, гектары площади того же Тобольского вокзала стали на пути), именно тогда авторы держат главный экзамен. Удалось ли увлечь людей своим замыслом, запечатлеть время, эпоху, заинтересовать прошлым, достичь убедительности, сконцентрировать внимание на главном? Одним словом, принимает ли зритель — в данном случае житель Тобольска, строитель дороги, нефтяник, командировочный — твою работу?
Но я так и не ответил на ваш вопрос. «Первый камень» в основание Тобольского вокзала лег в 1969 году. Впрочем, если считать ab ovо («от яйца»), то правильней будет назвать начало шестидесятых годов. Тогда я ездил по трассе Абакан — Тайшет по заданию ЦК ВЛКСМ. Та комсомольско-молодежная стройка — старшая сестра нынешней дороги Тюмень — Нижневартовск. Кстати, многие строители, закончив Абакан — Тайшет, перебрались в Западную Сибирь, где все начали «с нуля». Так вот в Тайшете я познакомился с новосибирским архитектором Владимиром Авксентюком. Будучи архитектором, он страстно увлекался живописью, графикой. Я, наоборот, работая как график, тяготел к монументальным, крупноформатным рисункам, измеряемым метрами. Впрочем, я стараюсь и графические работы делать таким образом, чтобы они без «перестройки» могли вписаться в архитектурный комплекс. Общие художественные вкусы, ну и, конечно, молодость, громадная молодежная стройка — все это сблизило нас. Тогда же мы впервые заговорили о совместной работе. Однако разговоры так и остались разговорами. И вот в 69-м, когда я работал над большим керамическим циклом убранства Дворца культуры завода имени Чкалова в Новосибирске, Владимир «атаковал» меня Тобольским вокзалом.
Соответственно, особых усилий со стороны моего товарища не потребовалось: я сразу же согласился работать над проектом. Понимаете, это ведь не кафе или кинотеатр, которых могут быть в городе десятки. Вокзал — ворота, лицо города. Для художника это очень важно, почетно, ответственно — запечатлеть свое понимание века в монументальном сооружении такого масштаба. Ну, как то самое дерево, посадив которое, по выражению древних, можно считать свою миссию на земле выполненной.
— Пересказывать симфонию либо стихотворение — задача, на мой взгляд, неблагодарная, да и не нужная: у искусства свой язык, своя логика, отличная от языка, скажем, четких формул, аксиом и доказательств науки. Тем не менее, если бы нас с Владимиром Авксентюком попросили «озаглавить» свой проект, в самом общем виде это звучало бы так: от прошлого — к настоящему — в будущее.
Попытаюсь высказаться яснее. Человек едет сквозь тайгу. Блеклые краски, унылая серая картина — болота, перелески. Но вот поезд подошел к Иртышу Высокий противоположный берег сплошь покрыт свечками сосен, уступами, уходящими вверх. Лес занимает весь горизонт, и лишь слева, на самой круче, — белое двухступенчатое (собор и колокольня) пятно.
Вот уже мост остался позади, снова тайга, и вдруг человек видит ту же картину: белые пилястры высотной части вокзала прорезаны вертикальными линиями стекла, под ступенчатым козырьком расположилась тоже белая, но протяженная часть здания. А позади все те же сосны взбегают к небу.
По мере приближения пилястры и окна, как мехи гармошки, сжимаются, и вот уже на торце высотной части вы видите герб Тобольска. Поскольку герб — визитная карточка города, скульптурное изображение старого герба, утвержденного еще Екатериной, имеет новое обрамление. Над гербом три нефтяных вышки, в которых «заплутался» хозяин тайги — медведь. Справа и слева — свечи елок. На одной — белка, на другой — соболь. Внизу — три всадника с пиками, символизирующие дружину Ермака. Поднявшись на несколько ступеней — три золотых козырька над головой повторяют зубчатую линию сбегающих от вершины елочных «этажей», — вы попадаете в просторный беломраморный зал. Левая стена — букет цвета. Вы еще не видите, что там изображено, но невольно улыбаетесь: после мрачной тайги ярким краскам улыбаешься просто так, беспричинно. Подойдя ближе, замечаете детали мозаичной композиции. Три руки как бы преподносят вам дары тобольской земли. Колба — символ большой химии, завтрашнего Дня Тобольска, колос — сибирский хлеб, рыба — богатство рек. Все вещи орнаментальны, панно воспринимается как большой яркий ковер, что, по нашему замыслу, должно придать всему залу теплоту, домашность. И в то же время части композиции предметны, их условность призвана познакомить с настоящим и будущим тобольского края.
Скромная строгая лестница ведет вниз, в кассовый зал, для отделки которого применен серый мрамор. Большой проем позволяет как бы увеличить высоту «серого» зала, наполнить его воздухом и светом. Выйдя из нижнего зала, вы попадаете на площадь; за площадью тайга, где скоро вырастут производственные и жилые корпуса комбината по переработке нефти. Главный элемент художественного оформления здания со стороны площади — часы на торцевой стене высотной части. Такое решение естественно: попав на привокзальную площадь, человек прежде всего ищет часы. Циферблат представляет собой солнце, обрамленное знаками зодиака. Причем «Весы» — две чашки на коромысле — как бы «уравновешивают» день и ночь.
Человек, покидающий город, следует, как я себе представляю, таким маршрутом: выйдя из автобуса на привокзальной площади, первый взгляд бросает на часы — что сейчас делают товарищи там на буровой или на комбинате? Сколько времени до поезда? Когда буду в Москве, Ленинграде, Киеве? Когда вернусь назад, чашка весов «ночь» значительно «перетянет» чашку «день». И так далее… Затем отъезжающий, поднявшись на несколько ступенек — учтена торжественность в этом подъеме, приподнятость, значительность момента: не каждый день уезжать приходится! — попадает в кассовый зал. Билет взят, лестница выводит наверх. Ковер-панно приковывает взгляд: нефть, колос, рыба, тайга — это жизнь, пусть трудная, но с которой не можешь расстаться так просто. «Что делают сейчас товарищи буровики? Комары,
