Дома была одна только Валя. Сидела на своей кровати, читала какое-то письмо. Мгновенно вскочила с кровати.
— Лера, ну, как? Все хорошо?
— Да, — ответила Лера. — Порядок.
— Прощения просил?
Лера кивнула, медленно сняла с себя пальто, отряхнула снежинки, повесила пальто на вешалку возле двери.
Валя сунула письмо обратно в конверт.
— Не врешь, честное слово?
— С чего это я врать буду?
— А вставочка понравилась?
— Понравилась.
— Я же говорила, она тебе очень идет.
— Мне все идет, — сказала Лера.
Что-то в ее голосе насторожило Валю. Она пристально посмотрела на. Перу.
— Лера, скажи правду, все хорошо?
— Все хорошо, — с досадой ответила Лера.
— А почему глаза у тебя такие?
— Какие?
— Не знаю. Странные, не такие, как всегда.
— Это тебе кажется, — сухо сказала Лера. Сняла вставочку, аккуратно свернула и отдала Вале. — Спасибо, очень красивая вставочка. — Потом села на свою кровать, опустила голову. — Ты что, читала письмо?
— Да. Из Москвы.
— Это тот, кто тебе всегда пишет?
— Да.
— Тебе везет…
Валя недовольно нахмурила брови. Однако ничего не ответила. Прислушалась к шагам в коридоре. Подбежала к дверям.
— Ксения Герасимовна, вот хорошо!
— Лера пришла? — спросила Ксения Герасимовна.
— Пришла… По-моему, не в себе, — прошептала Валя.
Ксения Герасимовна взяла ее за руку.
— Знаешь что? Пойди, Валя, погуляй немного…
Закрыла за Валей дверь, подошла к Лере. Села рядом на кровать.
— Что, дочка? Плохо тебе?
Лера кивнула.
— Молчи, не говори ничего, не надо. Положи голову ко мне на плечо, вот сюда, и молчи. И я помолчу. Давай вместе посидим, помолчим, подумаем…
Лера прижалась к теплому плечу. Закрыла глаза.
— Не уходите, — сказала.
— Никуда я не уйду, — сказала Ксения Герасимовна, — я все время с тобой буду.
ЕЩЕ РАЗ ДИМА
Через два дня начинаются весенние каникулы, — сказал отец Диме. — Надо будет нам с тобой обдумать, как бы тебе поинтереснее и получше отдохнуть…
— Последние мои каникулы, — сказал Дима.
— Почему последние? Разве у студентов не бывает весной каникул?
— Кажется, нет. Впрочем, еще неизвестно, стану ли я студентом! Вдруг не поступлю?
— Поступишь! Я до министра дойду…
Дима решительно оборвал отца.
— Ни за что! Даже и не думай никого ни о чем просить…
— Ну, хорошо, хорошо, только не кипятись. А в «Березку» хотел бы поехать?
— В пансионат?
— Да. Я могу достать две путевки на десять дней, тебе и мне.
Дима ничего не ответил.
— Так как же, Дима? Согласен? Там такие места, ты себе даже представить не можешь, необыкновенно красивые!
— Я поеду в Челябинск.
— В какой Челябинск? — удивился отец.
— Есть такой город на Урале.
— А, понимаю. К Вале поедешь?
— Да, к ней.
— Понимаю, — повторил отец.
— Я скучаю по ней, — сказал Дима. — И она скучает. И я у тебя денег не возьму, ни одной копейки. У меня есть свои.
Отец натянуто улыбнулся:
— Свои? Откуда же?
— Я не говорил ни тебе, ни маме. Это был мой секрет. Я после школы разносил «Вечерку». Устроился в нашем почтовом отделении. За два месяца целых восемьдесят рэ тридцать одну копейку заработал.
— Даже тридцать одну копейку.
— Я не говорил тебе и маме.
— Ты что же, боялся нас?
— Нет, не боялся, но вы, наверное, стали бы волноваться, что я переутомляюсь, и зачем мне все это, и времени для уроков не хватит…
— А ты хитрый, сын, — удивленно заметил отец. — Я ведь ни о чем не догадывался.
— Это было совсем нетрудно. От полседьмого до полдевятого разнесу «Вечерку», и все, свободен до завтра.
— А мы думали, что по вечерам на каток ходишь…
Должно быть, против воли голос, отца звучал грустно.
— Пойми, я хотел заработать, чтобы у меня были свои деньги.
— Неужели я бы отказал тебе?
— Конечно, не отказал бы, я знаю, но зачем просить у тебя, когда можно заработать самому? — Дима прижался щекой к щеке отца. — Не сердись, папа. Я завтра еду. У меня уже билет в кармане.
— А где же ты жить будешь?
— У Валиной мамы.
— У нее же нет мамы.
— Ну, у приемной мамы. Валя с ней помирилась. Валя пишет, что мама с радостью примет меня.
Отец помедлил, прежде чем ответить.
— Помнишь, мы с тобой вместе ездили о Литву?
— Помню.
— А как по горам бродили?
— Еще бы!
— И теперь мы бы с тобой хорошо отдохнули о «Березке». Тебе надо хорошенько набраться сил, самая трудная четверть осталась.
— Я решил. Все равно, что бы ты ни говорил, папа… Только не сердись, прошу тебя, я же решил,
