обществе.
Я разделяю эту заботу о нашем обществе. Однако меня поражает альтернативная сила милосердия, проявленная Иисусом, который приходил к больным, а не к здоровым, к грешникам, а не к праведникам. Иисус никогда не одобрял зло, но он всегда был готов простить его. Каким-то образом он заслужил репутацию человека, который любит грешников, репутацию, которую его последователи сегодня могут потерять. Как пишет Дороти Дей: «В действительности я люблю Бога ровно настолько, насколько я люблю человека, которого я люблю меньше всего».
Мне кажется, что эти вопросы сложны, и по этой причине они заслуживают отдельной главы.
Глава 13
Глаза, исцеленные благодатью
Разве в Библии не говорится, что мы должны любить всех?
О, Библия! Вообще-то там много чего говорится; но никто и не думает этого делать.
Гарриет Бичер-Стоу, Хижина дяди Тома.
Глаза, исцеленные благодатью
Всегда, когда мне становилось скучно, я звонил моему другу Мелу Уайту. Он был самым живым и энергичным человеком из тех, кого я знал. Он объездил весь мир и потчевал меня своими историями: подводное плавание с аквалангом среди барракуд в Карибском море, хождение по накапливавшемуся тысячелетиями голубиному помету, чтобы на закате сфотографировать сверху Марокканский минарет, путешествие через океан на борту Королевы Елизаветы II в качестве гостя знаменитого телепродюсера, интервью с последними оставшимися в живых после резни в Гайане последователями культа Джима Джонса.
Мэл, невероятно великодушный человек, представлял собой прекрасную мишень для разных мелких торговцев. Если мы сидели в уличном кафе, и мимо проходил торговец цветами, он покупал букет просто для того, чтобы увидеть, как загорятся глаза моей жены. Если фотограф предлагал сфотографировать нас за какую-нибудь нелепую цену, Мэл тут же соглашался. «Это на память, — отвечал он на наши протесты. — Память невозможно переоценить». Его шутки и остроты заставляли официантов, метрдотелей и кассиров смеяться до коликов.
Когда мы жили в центре Чикаго, Мэл обычно посещал нас по дороге в Мичиган, где он работал консультантом на съемках христианских фильмов. Мы ходили в ресторан, посещали выставки картин, бродили по улицам, заходили в кино и гуляли вдоль берега озера до полуночи или около того. Затем Мэл просыпался в четыре часа утра, одевался и в бешенном для четырех часов утра темпе печатал, производя на свет документ объемом в тридцать страниц, который он в тот же день представлял своему клиенту в Мичигане. Отправив Мэла на такси в аэропорт, мы с женой всегда чувствовали себя уставшими, но счастливыми. Уж мы-то знали, что Мэл заставлял нас жить полной жизнью.
Рядом с нами по соседству жило много гомосексуалистов, особенно на Дайверси Авеню (известной среди местных жителей как «Перверси»). Я, помнится, пошутил насчет этого с Мэлом. «Знаешь, насколько отличается нацист от гея? — сказал я однажды, когда мы проходили по Дайверси, — на шестьдесят градусов». Я поднял руку, изображая чопорный нацистский салют, а потом опустил ее, имитируя отсутствие эрекции.
«Здесь всегда можно узнать гомосексуалиста, — добавила моя жена, — они какие-то не такие. Я всегда их отличаю».
Мы дружили уже около пяти лет, когда Мэл позвонил мне, чтобы узнать, не могли бы мы встретиться у гостиницы Мэрриот рядом с аэропортом О’Хара. Я приехал в назначенное время и потом сидел в ресторане полтора часа, читая газеты, меню, надписи на обратной стороне пакетиков с сахаром и все, что попадалось под руки. Мэла не было. Как раз в тот момент, когда я поднялся, чтобы уйти, сетуя на неудобства, ворвался Мэл. Он рассыпался в извинениях, даже дрожал. Он отправился не к тому Мэрриоту, а затем застрял в громадной чикагской пробке. До вылета его самолета оставался лишь час. Не мог бы я посидеть с ним еще немного, чтобы помочь ему прийти в себя? «Да, конечно».
Взволнованный утренними событиями, Мэл выглядел загнанным и обезумевшим, чуть не плакал. Он закрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул и начал наш разговор фразой, которую я никогда не забуду: «Филипп, ты, наверное, уже понял, что я гей».
У меня никогда не было и мысли об этом. У Мэла была любящая и преданная жена и двое детей. Он преподавал в семинарии Фуллера, служил пастором в церкви Евангельского Завета, снимал фильмы и писал бестселлеры на христианские темы. Мэл — гей? А папа Римский — мусульманин?
В то время, если не считать моих соседей, я не знал ни одного гомосексуалиста. Я ничего не знал об этой субкультуре. Я шутил на эту тему и рассказывал истории о Гей Прайд Пэрэйд (который маршировал по нашей улице) моим друзьям из пригорода, но у меня не было знакомых гомосексуалистов, а тем более друзей. При мысли о гомосексуализме я испытывал отвращение.
Теперь я услышал, что у одного из моих лучших друзей была тайная сторона, о которой я ничего не знал. Я откинулся на стуле, сам сделал несколько глубоких вдохов и попросил Мэла рассказать мне его историю.
Я не вторгаюсь в личную жизнь Мэла, рассказывая здесь эту историю, потому что она уже стала достоянием публики благодаря его книге «Странник у врат: быть геем и христианином в Америке». В книге упоминается его дружба со мной и также говорится о нескольких консервативных христианах, для которых ему раньше приходилось писать: Фрэнсис Шеффер, Пэт Робертсон, Оливер Порт, Билии Грэм, У. А. Крисвелл, Джим и Темми Фэй Бэккер, Джерри Фолуэлл. Никто из них не знал о его тайной жизни, и некоторые из них сейчас обижены на него.
Я бы хотел прояснить, что у меня нет ни малейшего желания участвовать в теологических и моральных спорах вокруг гомосексуализма, как бы важны они ни были. Я пишу о Мэле только по одной причине: моя дружба с ним сильно изменила мои представления о том, как благодать может повлиять на мое отношение к людям, «отличающимся» от других, даже если различия между ними и мной существенны и, возможно, непреодолимы.
От Мэла я узнал, что гомосексуализм — это не случайный выбор стиля жизни, как я легкомысленно полагал. Как Мэл описывает в своей книге, он ощущал гомосексуальные позывы с подросткового возраста, отчаянно пытался их в себе подавить и, будучи подростком, страстно желал «вылечиться». Он постился, молился, подвергался ритуалу помазания. Он прошел через обряды изгнания бесов, как под руководством протестантов, так и католиков. Он записался на прохождение лечения посредством выработки у человека отрицательного рефлекса, во время которого его били электрическим током каждый раз, когда он чувствовал возбуждение при взгляде на фотографии мужчин. На некоторое время химическая терапия сделала его заторможенным, и он почти перестал адекватно воспринимать действительность. Но самое главное, Мэл отчаянно не хотел быть геем.
