ошибку. Он видел человека таким, каким его изначально спроектировал Бог, таким, каким он задумывался, и для этого его взгляд проникал под внешнюю оболочку из грязи к истинному человеку под ней. Иисус не идентифицировал человека с совершенным им грехом, но, наоборот, видел в этом грехе нечто чужеродное, нечто действительно ему не принадлежащее, нечто, что просто сковало человека и овладело им, и от чего Иисус должен был избавить его и вернуть к его же истинной сущности. Иисус был способен любить людей, поскольку он любил их прямо сквозь оболочку из грязи».
Может быть, мы и отвратительны, но по-прежнему остаемся гордостью и радостью Бога. Всем нам в церкви необходимы «глаза, исцеленные благодатью», чтобы увидеть потенциальное в других, увидеть ту самую благодать, которую Господь так расточительно поместил в нас. «Любить человека, — сказал Достоевский, — значит, видеть его таким, каким его замыслил Бог».
Глава 14
Лазейки
Католический романист верит в то, что мы разрушаем свою свободу, совершая грех; современный читатель, мне кажется, верит в то, что таким образом мы получаем свободу. У этих двоих не много возможностей понять друг друга.
Флэннери О’Коннор
Лазейки
Историк и критик Роберт Хьюджес пишет об одном заключенном, приговоренном к жизни взаперти на хорошо охраняемом острове недалеко от побережья Австралии. Однажды без всякого повода он набросился на своего соседа по камере и забил его насмерть. Власти отправили убийцу обратно на берег, чтобы он предстал перед судом, где он прямо и бесстрастно сообщил о своем преступлении. Он не выказывал никаких угрызений совести и утверждал, что не держал зла на жертву. «Тогда почему же? — спросил потрясенный судья. — Каков был ваш мотив?»
Заключенный ответил, что он больше не мог выносить жизнь на острове, в этом ужасном месте, и больше не видел смысла жить вообще. «Да, да, все это мне понятно, — сказал судья. — Я понимаю, что у вас была причина броситься в океан. Но убийство! Почему убийство?»
«Дело вот в чем, — сказал заключенный. - Я католик. Если я совершу самоубийство, я попаду прямо в ад. Но если я убью кого-нибудь, я могу приехать сюда, в Сидней, и исповедаться священнику перед казнью. Так Бог простит меня».
Логика австралийского заключенного является зеркальным отражением логики принца Гамлета, который не убил короля во время молитвы в часовне, чтобы ему не были прощены его грязные дела и чтобы он не попал прямо на небеса.
Каждый, кто пишет о благодати, сталкивается с существующими обходными путями. В поэме У. X. Одена «Пока что» Царь Ирод формулирует логические выводы, к которым его приводит благодать: «Любой мошенник сможет привести аргумент: «Мне нравится совершать преступления. Богу нравится их прощать Действительно, мир замечательно устроен».
Допускаю, что в этом вопросе я представил несколько одностороннюю картину благодати. Я изобразил Бога, как томящегося по любви отца, страстно желающего простить, и благодать как обладающую достаточной силой, чтобы разорвать цепи, которые сковывают нас, и достаточно милосердную, чтобы преодолеть глубокие различия между нами. Изображение благодати в таких широких терминах заставляет людей нервничать, и я признаю, что подошел очень близко к опасному краю. Но я поступил таким образом, поскольку я верю, что Новый Завет поступает так же. Относительно этого старый проповедник Мартин Ллойд-Джонс сказал:
«Идея «оправдания только верой» может быть такой же опасной, как и идея того, что спасение полностью основано на благодати. Я хочу сказать всем проповедникам о том, что если ваша проповедь о спасении была понята правильно в этом вопросе, а затем вы ее еще раз пересмотрите, то убедитесь, что в действительности проповедывали о спасении, которое предлагается в Новом Завете безбожникам, грешникам, врагам Божиим. Это-то и есть тот опасный элемент, в истинном представлении доктрины спасения».
Вокруг благодати всегда витает ощущение скандала. Когда кто-то спросил теолога Карла Барта, что бы он сказал Адольфу Гитлеру, он ответил: «Иисус Христос умер за твои грехи». Грехи Гитлера? Иуды? Разве у благодати нет предела?
Два гиганта Ветхого Завета, Моисей и Давид, совершали убийства, и все-таки Бог любил их. Как я уже упоминал, другой человек, который развернул кампанию по применению пыток, затем создал стандарт миссионерства, которому следуют до сих пор. Павел никогда не уставал описывать это чудо прощения: «Меня, который прежде был хулитель, и гонитель, и обидчик, но помилован потому, что так поступал по неведению, в неверии; благодать же Господа нашего (Иисуса Христа) открылась во мне обильно с верою и любовью во Христе Иисусе. Верно и всякого принятия достойно слово, что Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый».
У Рона Никкеля, возглавляющего «Международное братство заключенных», есть стандартное обращение, которое он предлагает заключенным во всем мире: «Мы не знаем, кому удастся попасть на небеса, — говорит он, — Иисус отмечал, что многие будут очень удивлены: «Не всякий, говорящий Мне «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное». Но мы знаем, что некоторые воры и убийцы будут там. Иисус обещал Царствие Небесное разбойнику на кресте, и апостол Павел был соучастником убийства». Я видел выражение лиц заключенных в Чили, Перу, России, когда до них доходила мысль, высказанная Роном. Для них эта шокирующая весть о благодати звучит слишком заманчиво, чтобы быть правдой.
Когда Билл Мойерс снимал телевизионный фильм, специально посвященный гимну «О благодать!», его камера последовала за Джонни Кэшем в недра тюрьмы строгого режима. «Что этот гимн означает для вас?» — спросил Кэш, исполнив гимн. Один человек, сидевший за убийство ответил: «Я был дьяконом, человеком церкви, но я не имел понятия, что такое благодать, пока не оказался здесь».
Возможности «злоупотребления благодатью» открылись передо мной в разговоре с одним моим другом, я буду называть его Дэниэлом. Однажды поздно ночью я сидел в ресторане и слушал признания Дэниэла о том, как он решил бросить свою жену после того, как они прожили вместе пятнадцать лет. Он нашел кого-то помоложе и покрасивей, кого-то, кто «заставляет меня чувствовать, что я живу. Это чувство я не испытывал годами». У него и его жены не было серьезной несовместимости. Он просто хотел перемен, как человек, который страстно хочет приобрести более новую модель автомобиля.
Будучи христианином, Дэниэл хорошо знал, к каким последствиям, для него лично и для его морали, приведет тот поступок, который он собирался совершить. Его решение уйти причинило бы его жене и трем детям боль, которая никогда не пройдет. Он говорил, что не способен противостоять силе, которая толкает его к молодой женщине, подобно мощному магниту.
Я слушал рассказ Дэниэла с печалью и тоской, говорил мало и пытался осознать эту новость. Потом, когда мы перешли к десерту, вдруг, как гром среди ясного неба, прозвучал его вопрос: «Честно говоря, Филлип, я позвал тебя не просто так. Я хотел увидеть тебя этим вечером, чтобы задать вопрос, который давно мучает меня. Ты изучаешь Библию. Как ты думаешь, сможет Бог простить такой ужасный поступок, который я собираюсь совершить?»
