готовыми завестись с пол-оборота — и тогда скоро снова туда попадали, — либо научившись плотно держать крышку парового котла. Таффи держал крышку так надёжно, что из-под неё не выбивалось даже облачка пара. Для этого необходима серьёзная подготовка. Даффи представлял его в «Мейдстоуне»: каждый день отжимания от пола камеры, продуманные посещения часовни и библиотеки, новоявленная вежливость в обращении с охранниками — всё для того, чтобы убедить комиссию по досрочному освобождению, что он и в самом деле остепенился и избавился от склонности ко злу, словно выдавил гнойник. Бывали, конечно, и случаи настоящего исправления, но чаще всего арестанты просто подделывали вновь обретённую незамутнённость.
И одной из вещей, которые им в этом помогали, был особый табачок. Каждый раз, когда под рукой не оказывается королевской свадьбы или словоохотливого экс-любовника какой-нибудь знаменитости, чтобы было из чего состряпать первую страницу, таблоиды выкапывали старую историю о потреблении наркотиков в тюрьмах Её Величества; как это ужасно, что преступники, даже будучи в заключении, продолжают совершать преступление, как героическая полицейская ищейка Фредди (см. фото) обнаружила в заднице особо опасного преступника миллиграмм зелья, и если в тюрьмах Её Величества не существует закона и порядка, то на что же надеяться обществу, и, кстати, если вы уже устали читать, то просто переверните страницу и найдёте преемницу Белинды Бест, нацелившую на вас свои сиськи. Каждое такое сообщение заканчивалось суровым заверением министерства внутренних дел, что использование запрещённых препаратов в британских тюрьмах будет вытравлено калёным железом. Но как было известно Даффи, — и как было известно министерству внутренних дел, если оно не состояло из одних только непроходимых тупиц — поиски наркотиков в тюрьмах Её Величества зачастую проходили чуточку поверхностно. Охранники отлично знали, что если их подопечный курит симпатичную толстенькую самокрутку, то шансы, что он слезет со своей койки и выдерет оттуда железный прут, невелики. Прежде они, бывало, подсыпали заключённым в чай успокоительные порошки, если же теперь заключённые предпочитают сами подсыпать себе порошки в чай — или, скажем, в курево — запрещать им это, значит наживать лишние неприятности. Распространённости этой привычки — учитывая тюремную тесноту и скуку — удивляться не приходилось. Охранники понимали и то, что если они притворятся, что не замечают, что табак пахнет несколько необычно, и заключённые поймут, что они всё замечают, но ничего не предпринимают, это может превратиться в дополнительное средство контроля. Я раскусил твою маленькую хитрость, сынок, но Большой Босс ни о чём не узнает, если ты не станешь доставлять мне лишних хлопот. Но стоит мне заметить малейшее непослушание, ты и глазом моргнуть не успеешь, как здесь появится полицейская ищейка Фредди и залезет тебе в задницу, так что снаружи останется только кончик хвоста. Ты понял меня, сынок?
— Так тебя освободили досрочно? — негромко спросил Даффи.
Таффи закрыл «Теорию социального бунта» и повернулся к нему.
— Знаешь, хоть ты и водишь этот свой трухлявый фургон и устанавливаешь сигнализацию, которая ни к чёрту не годится, от тебя всё равно разит коппером.
— Ведь это же естественно, — сказал Даффи, вставая, — а почему ты думаешь, что я не могу учуять в тебе мошенника?
Сержант Барри Вайн, которого ни капельки не заботило, разит от него полицейским или нет, не собирался возвращаться в Браунскомб-Холл до вечера, но не возражал сделать это и пораньше. По крайней мере, это хоть на какое-то время отвлечёт его от бесплодного корпения над делом Джимми Бекфорда. В деле этом почти всё вроде бы никаких затруднений не вызывало — но вот именно, что «почти». В лесу — это его лагерь. Да, и все вещи там тоже его. Да, он в течение некоторого времени был знаком с потерпевшей. Да, он испытывал к ней чувство. Нет, это чувство не было взаимным. Будет ли преувеличением, сэр, если я, скажем, предположу, что вы были влюблены в эту женщину, а она не обращала на вас внимания? Нет, сэр, это не будет особым преувеличением. Вот только он этого не делал. Где он был между обедом и ужином? Что ж, он бродил по окрестностям, но в лагерь не заглядывал, он был в лесу с другой стороны дома. Он представлял, что он в армии. Понимаю, сэр, но во время того, как вы представляли, что вы в армии, вы никого не видели? О да, он видел Таффи, и Вика, и Белинду, и Лукрецию. Так, значит, они могут подтвердить, что встретили вас? О нет, они меня не встретили. Это я их видел. А они вас нет? Ну да, он ведь представлял, что он в армии. Соответственно, действовал скрытно и осторожно. Послушайте, сэр, будь вы на моём месте, вы бы поверили тому, что вы мне тут сейчас рассказываете? Джимми Бекфорд, заключённый под стражу, но пока ещё без предъявленного обвинения, думал над этим вопросом довольно долго, и его ответ произвёл впечатление на сержанта Вайна. Если бы вы знали, как я любил Анжелу, сказал он, вы бы поняли, что я не мог этого сделать. Барри Вайн был человек семейный и при этом полицейский, но слова Джимми его на удивление тронули.
— Это всего лишь предположение, — сказал Даффи.
— Да? — у сержанта Вайна не было предубеждения против бывших полицейских, хоть он и сознавал, что кое-какие из причин, по которым они стали «бывшими», могут оказаться довольно неприглядными. Он до сих пор толком не поговорил с этим парнем, направившим его в лагерь Джимми Бекфорда, но чувствовал, что в долгу перед ним.
— Загляните в жестянки в палатке Джимми. Там лежит вся прожжённая газетная фотография.
— Когда вы её видели?
— Когда бродил по окрестностям. Я, знаете ли, приехал починить сигнализацию.
— А что, в палатке Джимми тоже была сигнализация?
— Да нет. Послушайте, я только хотел сказать вам, что Джимми не курит.
— Я знаю. Я его спрашивал.
— А.
— Но он не отрицает, что прожёг фото. Говорит, щепочкой из костра. Так что это не то, о чём вы подумали.
— Да.
— Я свяжусь с вами через некоторое время.
Даффи вышел на террасу вместе с Виком. Лёгкий, свежий, чуть подёрнутый ароматом роз ветерок заставил их закашлялся.
— И зачем я только бросил курить, — проговорил Вик.
— И осы бы держались подальше.
— Вот именно. Верно.
— Ты скучаешь по прежним временам, Вик?
Он имел в виду не только прежние времена, но и прежние места, прежние запахи, прежние мошенничества и прежних мошенников. Даффи знал немало жуликов, и большинство из них — пусть даже и переехавших в шикарный особняк, имевших собственную яхту и достаточно денег, чтобы подкупить какого- нибудь министра, и развивших вкус к тонким марочным винам — как и прежде, тянулись к какому-то определённому уголку земного шара. В их памяти искоркой мелькало какое-нибудь безымянное местечко, маленький квартал большого города с дружелюбным священником (угодившим за решётку за чрезмерное дружелюбие к несовершеннолетним прихожанам), улыбчивым мясником (уличённым в том, что он придерживает чашку весов большим пальцем), и живописной лужайкой (сплошь усеянной собачьими говяшками). Но это был их квартал, где они возмужали, где выучились воровать, и это делало их до слёз сентиментальными. Возможно, на одной из этих улиц до сих пор жила их матушка, и некоторые их товарищи, чьё преуспеяние не достигло таких высот, по-прежнему прозябали в муниципальных квартирах вперемежку с теми случаями, когда им приходилось пользоваться гостеприимством Её Величества. Что до Вика, его малой родиной были закоулки Кэтфорда, возле железнодорожных путей и стадиона для собачьих бегов. Всё это, конечно, было очень давно: ещё до того, как сделать гигантский скачок на границу Букенгемширского и Бедфордширского графств, он несколько лет провёл в Левишеме, а к тому времени, как встретил Белинду, проживал в роскошном Блэкхите, который, помимо всего прочего, был чуть ли не в двух шагах от конторы «Лэски и Лежюна».
— Особенность прежних времён в том, — философски проговорил Вик, — что тогда ты ещё не понимаешь, что это прежние времена.
— Ведь тогда они ещё не прежние, верно?
— Но тогда ты вовсе ещё об этом не думаешь. Ты не думаешь, что вот однажды эти денёчки станут былыми денёчками. Вот, например, если ты сегодня взглянешь на сегодня как бы из будущего, это будет как
