Сканер негромко гудел, а сидящий за его пультом доктор мурлыкал себе под нос популярную песенку «О, если бы я был молодым, я бы веселился и плыл по течению, крошка…».
Через пятнадцать минут пение это начало Роберта раздражать, а еще через полчаса он взмолился Единому, чтобы тот заткнул лишенному вкуса и слуха медику рот.
Желание не исполнилось, но закончилось само обследование.
– О, если бы я был молодым, крошка… – пропел доктор. – Все, рядовой Кузнецов, с вами закончено…
– В каком смысле? – насторожился Роберт.
– Можете одеваться, – улыбнулся доктор. – С вами, в общем-то, все в порядке, за исключением нескольких ушибов, рассечений кожной ткани и небольшого истощения нервной системы… Следов каких- либо посторонних веществ в организме не обнаружено.
– Понятно, – Роберт слез с прозрачного стола сканера и принялся одеваться.
На базу их привезли вчера вечером. Рехнувшегося сержанта отправили в санитарную часть, а остальных под конвоем собственных товарищей из другого батальона загнали в казарму.
А утром, сразу после завтрака, отвели в здание штаба, где разместилась прибывшая ночью медицинская комиссия.
– Можете сказать следующему, чтобы заходил, – кивнул врач, когда Роберт взялся за ручку двери.
В коридоре, на установленных вдоль стены лавках, сидели его товарищи по несчастью. Игл выглядел оскорбленным, Вантерпул равнодушно таращился в стенку, Крауч сидел, сгорбившись, а Мартинес бросал злобные взгляды на конвойных, не выпускающих из рук автоматы.
– Следующий, – сказал Роберт. – Доктор ждет.
– Иди к психиатру, – заметил возглавляющий конвой сержант.
Психиатр расположился в кабинете заместителя командира полка по воспитательной работе. За головой специалиста по мозгам висел плакат с надписью «Этический кодекс полицейского», а на столе красовался гигантский фаллос из красного дерева, года полтора назад добытый первым батальоном во время рейда по притонам Шанхая.
Сам психиатр, крошечный и чернявый, в этой обстановке совершенно терялся.
– Так, присаживайтесь, – сказал он с интонациями стоматолога, заполучившего очередную жертву.
– Спасибо, – Роберт послушно опустился в мягкое кресло, которого раньше в кабинете не было.
– Так, начнем, пожалуй… – психиатр потер руки. – Ваша фамилия, возраст, место рождения.
– Кузнецов, двадцать четыре, Владивосток.
Дальше вопросы пошли куда менее безобидные.
Беседа тянулась между бесконечными «так» и «пожалуй», психиатр то и дело глядел на экран портативного вычислительного центра и многозначительно покачивал головой.
– Так… какие чувства вызвали у вас те существа, которых вы видели на Халикте? – этот вопрос заставил Роберта сжать кулаки.
– Гнев, злость, отвращение, – ответил он. – Неужели непонятно? Они убивали моих друзей! Так я что, должен был воспылать к ним любовью?
– Пожалуй, нет, – психиатр вздохнул. – Ладно, рядовой Кузнецов, вы свободны.
– Так что у меня с головой? – спросил Роберт от двери.
– Небольшой стресс, не более того, – психиатр покачал головой. – Но он лишь следствие того, что вы пережили.
В коридоре почти ничего не изменилось – конвойные зевали, те, кого они охраняли, дремали.
– Ох, тоска, – пробурчал Крауч, когда Роберт сел рядом. – А ведь еще к следователю на допрос идти!
При этой новости Роберт на мгновение пожалел, что не свихнулся вместе с сержантом из третьей роты.
Дочь эволюции.
6.
Земля содрогнулась, заставив транспортеры затрястись, подобно суденышкам на набежавшей волне. Над одной из гор на горизонте поднялся столб алого свечения.
– Узнаю родные места, – проворчал Пабло. – Тишь и благодать, как обычно…
Выведенная с Халикта вторая оперативная бригада за последние дни преодолела многие сотни километров, миновала Норли, Хордан и прибыла на Регед, место постоянного базирования.
Но судя по тому, куда именно направлялись прошедшие через портал транспортеры, бойцов везли вовсе не в казармы.
Регед выглядел как обычно – багровый кругляш солнца просвечивал сквозь темные клубы облаков. В воздухе кружили мельчайшие частички пепла, землю покрывала жирная черно-серая пыль.
Ясной погоды тут не бывало никогда: постоянно находился десяток-другой вулканов, желающих загрязнить атмосферу.
– Даже не знаю, что противнее: синее солнце Халикта или эта штуковина, – мрачно сказал Джим.
