Снег тут лежал, но выглядел слегка подтаявшим.
– Занятное дело, – пробормотал я, раздумывая, что аномалия, любящая асфальтовые покрытия, делает среди болот.
Обойдя ее и поднявшись на холм, я обнаружил за ним целую группу ловушек – три пятна «Магнита» в ряд, а за ними – «Электрогейзер». Почуяв меня, он начал выбрасывать пучки голубовато-белых молний, светящиеся разряды с шипением побежали во все стороны.
– А это еще занятнее, – сказал я.
В «Магните», колонии нанитов, с помощью сильнейшего магнитного поля притягивающей железо, нет ничего необычного, но дело в том, что собираться толпой им смысла нет. А вот «Электрогейзер» – штука более редкая и крайне опасная, напряжения в нем хватит, чтобы прикончить целый отряд сталкеров или расплавить чугунка вроде раптора.
Такое скопление ловушек намекает на то, что под землей тут прячется не отмеченное на картах энергетическое поле. Но если бы это было так, то здесь толпились бы биомехи, летали мозгоклюи, в общем, царило бы жуткое веселье.
Да и признаков энергетического поля мои импланты не ощущали.
– Все страньше и страньше, все чудесатее и чудесатее, – сказал я и первый раз серьезно отклонился от начертанного большеголовыми маршрута. – Провалиться мне на этом месте, если я чего понимаю.
Чтобы обойти «Магниты» и «Электрогейзер», пришлось спуститься в недлинный, но узкий овраг. Я прошел по нему с десяток метров, и тут сонар и датчик движения взвыли одновременно.
Нечто почти бесшумное, невидимое выдвигалось снизу, из-под снега.
Вместо того чтобы начать стрелять или обратиться в бегство, я отвернулся, закрыл глаза, да еще и положил на них ладони. В спину пахнуло мягким теплом, донеслось потрескивание, под веки проникли голубоватые отсветы.
Так и есть, «Голубой огонек» – крайне опасная дрянь, взглянув на которую, превращаешься в некое подобие автомата. Это не «Зов Бездны», что сводит тебя с ума, эта ловушка программирует жертву на определенные действия. Внешне ее поведение может выглядеть разумным, но на самом деле рассудка и собственной воли в таком человеке не остается.
Он может просто кинуться на соратников, если идет в команде, или добраться до ближайшей группы сородичей и атаковать их. Может перебраться в другую локацию, некоторое время провести в нормальном состоянии и только затем свихнуться.
Помню я, год назад сталкер по кличке Морж вернулся с ходки необычайно молчаливым. И на второй день пребывания на Обочине бросился на Кали, а когда его скрутили, взорвался. Тело его оказалось напичкано крохотными колониями скоргов, и их разбрызгало во все стороны.
Да, тогда заразились многие, у мнемотехников было полно работы, даже из Ордена подмогу вызывали...
Откуда появляются «Голубые огоньки» и кто пишет транслируемые ими программы, доподлинно известно не было. Болтали о психотронном излучении, о возникших в Пятизонье паразитических наноорганизмах, поражающих мозг.
Ну а я, как практик, знал одно – если отвернуться в первый момент и не поддаться его зову, все будет нормально.
Потрескивание за моей спиной звучало уютно, хотелось повернуться и посмотреть, что издает этот звук. Голубоватые отсветы помаргивали, словно норовили пробраться под веки, залезть в мозг.
Но я стоял, как скала.
И только когда потрескивание сменилось разочарованным шуршанием, а затем и вовсе затихло, я отнял руки от глаз.
– Поднимите мне веки, типа того, – сказал я, очень осторожно поворачиваясь.
Никаких следов «Голубой огонек» не оставил, но вынудил меня окончательно поверить в то, что я нахожусь в странном месте, где ловушки встречаются много чаще, чем им положено. Хотя, если разобраться, то весь Сосновый Бор – особенное пространство, именно на него приходится три четверти необычных, даже по меркам Пятизонья, происшествий.
Дальше я двигался, удвоив бдительность, внимательно сканируя пространство вокруг себя.
Начало темнеть, когда я вышел к останкам бронезавра – давно запеленгованный мной чугунок выглядел, словно банка консервов, вскрытая с помощью топора, а затем брошенная в костер; торчали зубцы и заусенцы закопченного металла, из развороченного чрева тянуло гарью и жженым пластиком.
Что могло так изуродовать могучего биомеха, я не представлял.
Судя по тому, что внутри железной туши не наблюдалось движения, его собственные скорги-симбионты погибли, а дикие, обитающие в Сосновом Бору, сюда еще не добрались.
– О поле, поле, кто ж тебя усеял мертвыми костями? – вопросил я, оглядывая окрестности.
Радар показал, что к югу торчат еще два холмика из металла – скорее всего, такие же раскромсанные бронезавры. А вот на северо-западе я заметил нечто расплывчатое, мерцающее, то появляющееся, то исчезающее.
И мой маршрут вел прямиком к этой штуковине.
Пройдя сотню метров, я остановился – в ложбине меж двух поросших автонами бугров виднелся свет, не оранжево-багровый, какой дает пламя костра, не холодный электрический и не агрессивное свечение «Голубого огонька», а какой-то призрачный, колышущийся, будто живой.
Мне пришла в голову мысль о громадном цветке с лепестками из огня, что покачивается на ветру.
– Неужели глюки? – спросил я, хмурясь, поправил «Шторм» и двинулся дальше.
Я не я буду, если не гляну, что там такое – ну, хотя бы одним глазком.
Когда ложбина открылась полностью, я вновь замер – поднимаясь над снегом метра на три, выбрасывая в стороны искры, медленно вращался полупрозрачный вихрь из серебристо-синего света, очень похожий на торнадо, которые отмечают входы в гиперпространственные тоннели.
Он и вправду колыхался, немножко плавал из стороны в сторону, и при взгляде на него перед глазами начинало двоиться.
– И что это за фигня такая? – вопросил я, отводя взгляд и анализируя поступающие с имплантов данные.
Увы, но на этот раз ничего определенного выяснить не удалось – слабые и нерегулярные всплески электромагнитного излучения, отмеченные еще издалека, и на этом – всё.
Никакого тепла, никакой жизни, только свет.
Главный принцип выживания в Пятизонье звучит так – увидел нечто непонятное, побыстрее делай ноги. Те рисковые парни, что ему не следуют, обычно не могут похвастаться длинной биографией.
Сколько их было? И сколько еще будет...
Но тут я сам почему-то задержался – то ли слишком красивым показалось необычное явление, то ли эта дрянь как-то повлияла на мозг, заставила меня расслабиться и забыть об опасности. Даже сделал несколько шагов к светящемуся вихрю, ощутил идущее от него теплое дуновение, подумал о том, что всё, пора драпать отсюда ко всем чертям.
А в следующий момент призрачный свет плясал и вокруг, и внутри меня.
Меня бросало и кидало на переливающихся струях, и это было одновременно приятно и мерзко, и еще напоминало те ощущения, что испытываешь, проходя через гипертоннель. Только здесь я никуда не перемещался, почему-то сохранял сознание и даже мог видеть, что происходило вокруг – снежинки, летящие сверху, с темного неба, отсветы на сугробах.
И пляшущую на них тень... мою тень?
Вихрь выплюнул меня небрежно, как ребенок косточку от вишни. Я не удержался на ногах и плюхнулся задницей в сугроб. Свет исчез, погас без следа, точно его не было. Зато на том месте, где он только что горел, появилась мужская фигура. Некто высокий, тощий сделал шаг, и под его ногами заскрипел снег.
– Эй, ты кто?! – воскликнул я, вскидывая «Шторм».
Как бы паршиво я себя ни чувствовал и что бы со мной ни творилось, я всегда помню, что человек, которого ты встречаешь в Пятизонье, с вероятностью примерно в девяносто процентов – враг.
– Ты кто?.. – отозвался незнакомец неуверенно, хрипло, словно давно не разговаривал.
Я моргнул, подстраивая глазные импланты, и в следующий момент решил, что схожу с ума.
