Вечером явился Истленьев, один. Он поздоровался, очень приветливо посмотрел. Иногда он умеет необыкновенно хорошо войти.
Мы вдвоем. Во всем доме, кроме нас, никого нет. Мама и сестры в гостях у Львовых. Из-за спины Истленьева льется свет окон. Он сидит в своем кресле, в своем углу, в своем в.
ИСТЛЕНЬЕВ
Здравствуйте, Мария! Вот я и здесь... Здравствуйте! На улице холодно.
МАРИЯ
Здравствуйте, Владимир Иванович! Вот вы и здесь. Здравствуйте! На улице холодно?
ИСТЛЕНЬЕВ
Да, да, да.
МАРИЯ
Владимир Иванович, я вас давно хотела спросить...
ИСТЛЕНЬЕВ
Да, Мария, давно.
МАРИЯ
И что же вы ответите?
ИСТЛЕНЬЕВ
Что я вас люблю.
МАРИЯ
И Эвелину?
ИСТЛЕНЬЕВ
И Эвелину.
МАРИЯ
Но... как же?
ИСТЛЕНЬЕВ
Сильно.
МАРИЯ
Какое странное раздвоение!
ИСТЛЕНЬЕВ
Какое странное раздвоение!
МАРИЯ
Какое странное раздвоение!
ИСТЛЕНЬЕВ
Какое странное раздвоение!
МАРИЯ
Что же будет?
ИСТЛЕНЬЕВ
Не знаю... Мне кажется, Мария, что будет... другое.
МАРИЯ
Оно уже началось.
ИСТЛЕНЬЕВ
Да, Мария?
МАРИЯ
Мария — да...
Наступает долгая пауза. Окна холодны. Темнеет с каждой минутой.
Разговор о поэзии:
МАРИЯ
Это две неизвестных строки Даниила Хармса. Они не сохранились ни в напечатанном, ни в записанном виде. Их со слов Хармса запомнил Вологдов и вчера прочел Казакову.
ИСТЛЕНЬЕВ
Хармс?..
Снова пауза.
МАРИЯ
Ах, как бледен Пермяков иногда бывает!