Избранные сочинения. 1. Ошибка живых

 

ЛЕВИЦКИЙ

Дождя и Истленьева.

 

МАРИЯ

Вы, Левицкий — умница, все превращаете в шутку. Смотрите, не превратитесь!

 

ЕКАТ. ВАС.

А вот и чай! Не правда ли, удивительно! Дождь, чай, часы, окна — сколько сил скрещивается!

 

ЛЕВИЦКИЙ

(в сторону) Скрещусь и я. (к Истленьеву) Скажите, Истленьев, вы часто думаете о боге?

 

ИСТЛЕНЬЕВ (в смятении)

Какой неожиданный вопрос!.. Я не могу вам также неожиданно ответить...

 

МАРИЯ

Чай и часы — что общего? И там, и там есть полдень и полночь. И там, и там — необъяснимое могущество.

 

ЛЕВИЦКИЙ

Мария! Одно ваше слово — и я воскрес. Одно ваше молчание — и я...

 

МАРИЯ

Не будет ни слова, ни молчания. Ну-ка, разгадайте! Вы же — мастер.

 

ЛЕВИЦКИЙ

Ах, что же тут разгадывать! Вы говорите не загадками, а прямо эпитафиями...

 

ЕКАТ. ВАС.

Вы, Истленьев, сегодня очень милы. Куда девалась ваша скованность?

 

ИСТЛЕНЬЕВ

Не знаю.

 

ЛЕВИЦКИЙ

Да он просто красноречив сегодня! Красноречив, как дождь — уличный оратор.

 

(Неожиданно появляется Пермяков)

 

ПЕРМЯКОВ

Ах, как я неожиданно, право! Добрый... день, дождь или вечер?

 

ЕКАТ. ВАС.

Боже! Что с вашим лицом?!. Минутная стрелка изогнута, на нее насажен клок окровавленного часа... а часовая стрелка тычет куда-то в сторону набережной!

 

ПЕРМЯКОВ

Это я ободрался о небеса... Дайте же стереть цифры с лица!.. (взгляд его постепенно проясняется, он начинает узнавать окружающих) Екатерина Васильевна?.. Это вы?.. У меня почему-то носовой платок стал весь... другого цвета... Это что, кровь? А?.. (пауза) На наковальне день и ночь куются стальные наконечники минут... Левицкий, эта наковальня — вы. Или нет?.. Истленьев?! Помнишь варшавский поезд? Помнишь?..

 

(Так же неожиданно Пермяков исчезает.)

 

ЕКАТ. ВАС. (после паузы)

Что вы скажете?

ИСТЛЕНЬЕВ

Безумец.

ЛЕВИЦКИЙ

По-моему, безумие грозит оставить его.

4

Город опустел. Он будто вымер. Только Истленьев, Пермяков, Куклин и Левицкий как безумные носились по улицам. Маршруты их путешествий были головоломными, их можно было объяснить только безумием.

Левицкого все чаще сопровождала дама из бывшей пермяковской компании. Она шла стремительно, ветер гнался за ними по золотому следу ее волос. Разбрасывая вокруг свои огромные безумно-светящиеся глаза, она ослепляла ими летевшие окна. Левицкий, улыбаясь холодной улыбкой лезвия, был стремительным спутником стремительной женщины. Она часто смеялась, но ее смеху жутко было в пустынных улицах.

Каменные дома проносились мимо холодного ветра и осени. Листья деревьев с грохотом падали на пустынные мостовые.

Обгоняя каменные дома, мчались Куклин с Алхимовым. Иногда ветер, принимая облик Истленьева, проносился навстречу им. За каждым углом новое безлюдье караулило их.

Ветер и эта горстка людей, каменная осень, пустынные часы и минуты...

Ночной город был темен, как склеп, только на Кропоткинской одинокая лампа Вологдова провожала безумным взором мечущуюся взад и вперед темноту. Под окнами задыхающегося мудреца пронесся одинокий ветер-Истленьев...

Ночные звезды спускались на пустынные набережные, черные фонари плескались о ветер. Кошмары воды под каменными мостами...

Что-то жуткое, как мигрени Острогского, стояло над городом.

 

Безумная игра шла в погребке. Алхимов и Куклин, два скелета и огарок свечи вот участники этой игры. Откуда-то золото появилось. Юродивое окно заливалось по-детски невинным светом.

И вдруг — Левицкий, золото и глаза его спутницы, и свист ветра, не успевшего остановиться на всем лету.

Истленьев давно уже стоял в углу, чуть колышимый пламенем огарка. К свету окна добавился смех Пермякова, и от этого двойного безумия по погребку задвигались в отчаяньи тени.

 

ПЕРМЯКОВ

Ночь... фонари не светили... я постоял, посветил немного.