синим трауром на вдовах
заколдованных стрекоз.
2
оставляя рясы клочья,
продирался сквозь кусты,
потекло вино из бочек
басом темным и густым.
чудо бросило огонь им —
была бочка, стало две!
но еловая погоня
настигающих ветвей
захрустела за спиною,
дышит хвоей тяжело:
ты шутить хотел со мною!
ель надвинула шелом
с переносицею темной
грозно сдвинутых ветвей.
еж свернулся, тайну словно
в прелой празднуя листве.
золотое дремлет око,
и зеленым шлемом лес
зачерпнул воды глубокой
с синим празднеством небес.
строг устав прозрачных вод.
тихий набожный народ,
монастырь озерной были.
сестры-рыбы тихо плыли,
не резвися, не ныряй —
строг устав монастыря.
заискрилися и скрылись,
плеск содеянной вины.
уши раковин раскрылись
слушать струны глубины.
и, с округлым скорбным ртом,
мать-игуменья вздыхала:
сом ли это, или сон
был навеян опахалом?
мать-земля в себя зовет,
тихо дерево течет
и годам кругов зеленых
завершает грустный счет.
и в утихшем птичьем гаме
по воде пошел кругами
звук серебряный и дальний
прозвеневшего луча.
но на дне исповедальни,
в уши раковин шепча
и колыша плавниками
синий занавес воды,
рыбы ждут дремучий камень,
блещут в нитях бороды.
от удара плавников —
две серебряных метели,
и слова, сверкнув, взлетели
стаей вещих пузырьков.
всех утешит он, а бедных
тихой медью одарит.
но пора звонить к обедне!
что же медлят звонари?
голубая колокольня
всколыхнувшихся небес.
звуки золотом окольним
забрели в подводный лес.
за плавник лучи обвили,
звонко в солнце зазвонили,
и причудливые тени
от неверия бород
заметались, полетели,
и ликует серебро.
и чело украсил инок
желтым обручем кувшинок,
не молитва и не сказ,
это — правда синих глаз.
сестры-рыбы льнут к оконцу:
это шелест слышен чей?
сквозь стрекоз пробилось солнце
голубым снопом лучей.
звона блещущие слитки
зарывались тихо в ил,
где полночный страх завил
дом отшельницы-улитки.
где русалкиным ресницам
брошен синий невод сна,
монастырская темница
тишиною поросла.
колыхнулся и поник
рыбы-сторожа плавник.
с связкой звонкою лучей
от темниц и от подвалов,
от подводных светлых залов,
от сокровищниц ночей.
и русалка встрепенулась,
снам прощально улыбнулась.
звон все медленней и глуше,
мудрость раковины — слушать
и сплетать в жемчужный дым
тайны неба и воды.
