графиня была на диво хороша,
стройна, насмешлива и юна,
ее невинная душа
была чуть смуглой от июня.
а дождь, то изменяя имя,
то просто в облике ночном
стоял, держа неторопливо
фонарь, бегущий за окном
измерив истину шагами,
сказал гвардеец-секундант:
ну-с, господа, теперь дело за вами,
я вам секунд 15 дам —
на примиренье, на прощенье
и на прощанье наконец.
и разбредемся кавалькадно —
кто пешком, кто на коне-с.
но если все же за 15
вас не удастся примирить,
то может кровью запятнаться
секунд воинственная прыть...
молчали оба...
на поляне
полулежала тишина,
и ветви шумом наполняли
времен сплошные паруса...
последовал сигнал,
сходиться стали.
два вороных ствола
тамбовской стали...
тут выстрел круто изменил
судьбу прохладной тихой пули.
и секунданты и другой
на эхо бледное взглянули...
и не узнали тишины
и не узнали черт ветвистых —
как будто пуль благие сны
не пронеслись с тамбовским свистом.
как будто кровь не дозвалась
своим немым прощальным цветом —
кого?
как будто не из глаз
взошло простреленное лето
есть паузы между веками,
и между паузами есть.
но под ногами древний камень
звенит, как рыцарская честь.
шаги то замедляются, то снова
опережают смыслы шпор,
и вместо тишины объяты Словом
пространства с тех неуловимых пор.
потомку рыцарей, мне странен этот день:
потомок ли он дней отважных и суровых?
меж тем как носит меч моя лихая тень,
он то несет ее, то безоружен снова.
и с ним его сентябрьский щит —
счастливый, золотой и ржавый,
и вдалеке уже звучит
дождя стреноженного ржанье
когда ночные отраженья
бесшумно входят в зеркала,
чтоб выйти звонко и вечерне,
и неподвижные года
сгибают дождь в одну погибель,
тогда нисходит смысл речной
на все: на даже изваянье —
чугунно-конное весной,
на даже ветер, побелевший
от мысли каменной одной,
на даже якорные цепи,
его влекущие на дно
где ветер, стершийся о каменные стены,
невнятного герба девиз произносил,
там древнее число, соперничая с тенью,
сгущалось по краям испытанных могил.
и ветер налегал на смысл его вечерний,
как будущая ночь наляжет на мосты,
но там и там не смысл был огненно очерчен,
но лишь один порыв бессмысленной листвы.
ведь осень началась — давно и безоглядно,
как начались давно чугунные века,
которые сейчас бесшумно и прохладно
выносит на простор безбрежная река