мигом выдул весь восторг, так далеко оказалась земля. Едва удалось восстановить равновесие, как рыжеволосый завел знакомую песню:
— Ты — это я.
— Нет, — твердо ответил Святослав.
— Что ты думаешь об этом — неважно. Моя часть, и немалая, в тебе.
— Да? — вопрос вырвался вороньим карканьем, и Святослав, устыдившись сам себя, проглотил заготовленную фразу.
— Да. Моя часть в тебе. Но сам я в темнице. Выпустишь меня, и я покину тебя. Все станет как прежде.
— Как же я тебя отпущу? Где ты заключен?
— У дна миров, в безвременной мгле, — ответил рыжеволосый серьезно, и лицо его свело судорогой.
— Как я до тебя доберусь?
— Везде есть двери, Двери Между Мирами. С моей помощью ты сможешь ими пользоваться. Смотри, — плащ двойника взвился черными крыльями, на секунду закрыл весь мир. Когда тьма опала, то Святослав оказался у себя дома. У двойника в руке оказался меч. Клинок слабо светился, зеленым, ядовитым сиянием. Рыжеволосый развернулся к стене, и тремя взмахами вырезал в ней отверстие прямоугольной формы. — Вот дверь. Через нее ты придешь ко мне…
Зеленое свечение усилилось, залило все поле зрения, Святослав постарался закрыть рукой глаза, и в этот миг проснулся от надрывного треньканья будильника.
Рабочий день на этот раз прошел спокойно, просто на удивление. Конечно, Святослав спорил с коллегами из-за пустяков. Но сдерживался, и до серьезных конфликтов дело не дошло ни разу. Отсидел положенные девять часов, даже что-то сделал. А вечером не выдержал, взял в ближайшем к дому киоске десять бутылок пива, несколько пакетов чипсов, и напился. Довел себя до такого состояния, до которого разумные люди себя не доводят. В пьяном виде долго хихикал, увидев рыжеволосое отражение в стекле буфета. Отражение не смеялось. Холодом Арктики веяло от чужих голубых глаз на знакомом лице. Святослав несколько раз пытался позвонить Наталье, извиниться, но на третьей цифре забывал номер. С досады щелкнул пальцами, и по потолку запрыгало чудовищное создание: помесь паука с ящерицей. Святослав недоуменно посмотрел на пальцы, щелкнул еще раз. Из пальцев ударило в чудо-юдо сине-белая молния. Чудо-юдо с писком исчезло. Некоторое время так и развлекался, создавая и уничтожая разнообразных уродов. Потом стало совсем плохо. Последнее, что запомнил — рвущаяся из горла обжигающая струя, и холод фаянса унитаза под руками. Но зато ночью не снилось ничего…
В голове стучали отбойные молотки. Видимо, целая бригада трудолюбивых рабочих решила пробить через нее тоннель. Причем именно в субботнее утро. При попытках Святослава пошевелиться молотки стучали чаще и сильнее. После некоторого количества попыток все же удалось сесть. Продрав глаза, Святослав обнаружил себя на кровати. Со стоном откинулся на спину. С некоторым удивлением увидел на потолке опаленные круги. «Так что, это вчера был не бред?» — мысль вызвала тошноту и дрожь в коленках. Постанывая, и держась за стенки, Святослав побрел к туалету. В зеркало заглянуть побоялся.
С превеликим скрежетом зубовным влез в ванну, включил воду. Жидкость, омывающая все тело, принесла некоторое облегчение.
К полудню вылез из ванны, и остаток дня тупо просидел на диване, глядя в телевизор. Сил не было даже на то, чтобы взять трубку телефона, который время от времени верещал раззадоренным мартовским котом.
Святослав подавил стон, вновь увидев рыжеволосого. Тот лишь ехидно усмехнулся в ответ. На этот раз они встретились в подземелье, но не в том, что с источником. Здесь было жарко, издалека доносился грохот, по стенам весьма обширной пещеры бродили багровые отсветы. Мимо то и дело шныряли низкорослые крепыши с лопатами, кирками, молотами, и еще всяким, неизвестным Святославу инструментом. На двоих высокорослых крепыши внимания не обращали.
— Послушай, отстань ты от меня, — жалобно сказал Святослав.
— Не могу, — ответил двойник. — Как можно отстать от себя?
— Кто хоть ты такой?
— Я-тот огонь, что горит в душе каждого человека, пока он человек. Огонь, что мешает ему сидеть в дерьме, что толкает его создавать новое, стремиться к недостижимому, нарушать запреты, смеяться над глупостью, — голос рыжеволосого подхватило услужливое эхо, зашепталось, захихикало по углам. Отсветы пламени на стенах забегали живее.
— А почему я?
— Так случилось. В тебя легче всего было проникнуть. Ты — не человек, — даже рыба не могла бы говорить более равнодушно, чем двойник из снов.
— Как, не человек? А кто же? — опешил Святослав.
— Ты — заготовка человека, пустышка, в которой нет ничего.
— Я пустышка? — Святослав попробовал разозлиться. Багровые сполохи со стен неожиданно обрушились на Святослава эхом собственного крика. Пришлось просыпаться.
По давно установившейся традиции по воскресеньям Святослав посещал родителей. Надо было ехать и сегодня. Отговорок серьезных не нашлось, и Святослав отправился в длительное путешествие через всю Москву.
Встретила родная квартира знакомым с детства запахами борща, и чего-то неуловимого, чем пахнет только дом, где ты провел детство. В новую квартиру Святослав переехал совсем недавно, года не прошло. Обнял мать, поздоровался с отцом, и вот они уже сидят за столом, на котором парует кастрюля, дразня желудок сытными ароматами.
За борщом последовала картошка, запеченная с сыром в духовке. Спустя час Святослав сидел сытый, донельзя довольный жизнью. Ночной кошмар сгинул, отступил, развеялся кошмарным сном в теплом воздухе отчего дома.
— И когда же ты, Святославушка, женишься у нас? — прервала послеобеденную нирвану мать самым, что ни на есть материнским вопросом.
— Да ладно тебе, мама, чего ты? — вяло отбрыкнулся Святослав, но мать не отставала.
— Нет, не ладно. Мы с отцом старые уже, а внуков увидеть охота. Вот и девушка хорошая у тебя, Наташенька…
Обжигающая волна злости накрыла Святослава с головой, вырвалась острыми ледяными иголками ответа:
— Мама, помолчи. Я сам решу, когда и на ком мне жениться.
И мать замолчала. Удивленно шевелились ее губы. Женщина силилась что-либо сказать, но не могла, лицо вдруг отказалось повиноваться. Лишь когда Святослав отвел взгляд, ставший вдруг чужим и холодным, старая женщина смогла нормально вздохнуть.
— Я лучше пойду, — резко бросил Святослав, и вскоре хлопнула входная дверь.
А в покинутой квартире без слез плакала мать, и скорбно смотрел на нее старый, совсем седой отец.
Разговор продолжился на бескрайней заснеженной равнине. Стылый ветер играл темно-огненными кудрями Святославова собеседника, превращая его голову в своеобразный костер. А глаза рыжеволосого, казалось, собрали весь холод ледяного, равнодушного неба. Мимо собеседников нескончаемой колонной шли чудные исполины. Тела — словно скалы, бороды — словно иней. Под ногами их ощутимо дрожала земля, а в снегу оставались глубокие следы, огромные — куда там слону. Исполины шли и шли, исчезая за горизонтом, не замечая разговаривающих.
— Почему ты не освободишь меня? — спросил голубоглазый.
— Сначала скажи, почему я пустышка? — Святослав завелся, и отступать не хотел.
— Человек только тогда человек, когда в жизни его есть что-то свое, созданное им. У тебя такого нет ничего. Ты всегда послушно шел туда, куда тебя вели. Как баран в стаде, пошел на модную специальность в
