Генрих, со знаками отличия унтерштурмфюрера,[11] принялся жестами объяснять пленным, что им надо делать. До выразительности южных народов, способных обходиться вообще без слов, ему было далеко.
– Не трудитесь, – прервал мучения немецкого офицера Петр. – Я понял, чего вы хотите.
– О, вы знаете немецкий? – Генрих посмотрел на русского с удивлением, словно на говорящую обезьяну. – Это хорошо. Тогда за работу.
Погибло не так много народу, как ожидал капитан. Всего трое. Остальные попали в плен. Но мучительно больно было хоронить тех, с кем ты вчера еще разговаривал и сидел за одним столом. Тех, кто погиб, когда война уже давно закончилась. Петр скрипел зубами и с трудом удерживался от того, чтобы не швырнуть лопату в лицо ближайшему конвоиру.
А вот один солдат не выдержал. С яростным ревом он бросился на одного из немцев. Тот ловко увернулся от лопаты, с непостижимой быстротой ударил бунтовщика прикладом. Затем хлопнул выстрел, и у похоронной команды прибавилось работы.
Когда засыпали тела землей, Петр поклялся себе, что после того, как все закончится, он вернется сюда и похоронит товарищей так, как полагается.
Пленным вновь связали руки и повели к лежащей в паре километров на север дороге. Когда они вышли к серой широкой ленте, раздался рев мотора, и из-за пригорка вынырнул трехосный американский «студебеккер». Шурша колесами по асфальту, он развернулся, и пленных начали загонять в открытый кузов. Когда загрузили всех, туда же забрались несколько немцев.
Машина тронулась. Кузов немилосердно болтало, и пленников, лишенных возможности держаться, бросало друг на друга, но на лицах немцев не отразилось ни тени беспокойства или улыбки.
Проехали Иннс, и дорога свернула на север. Затем справа показался Дунай, и некоторое время грузовик ехал вдоль одной из самых длинных рек Европы.
При самом подъезде к Линцу навстречу попалась колонна из нескольких танков, на которых поверх американских опознавательных знаков были грубо намалеваны черные свастики. Проводив направляющиеся на восток «шерманы» удивленным взглядом, Петр вынужден был признать, что положение весьма серьезно. Похоже, что американская оккупационная администрация потеряла контроль над значительной территорией.
К удивлению капитана, машина миновала Линц без остановки. Мелькнула и пропала на горе церковь с двумя башенками – опознавательный знак города, а «студебеккер» с сердитым гудением повернул на запад, в сторону Вельса.
Через полчаса пути последовал еще поворот, на этот раз на северо-запад, и под колесами вместо асфальта оказался обычный грунт. Мелькали по сторонам поросшие лиственным лесом холмы, и вонь выхлопов мешалась с ароматом сырой земли.
После примерно часовой тряски из-за холмов показались мощные башни, затем стало видно и их основание – могучий замок, выстроенный, похоже, еще в те времена, когда через эти места проходили крестоносцы.
На добрый десяток метров возносились его стены, замшелые от старости. Но ветхости в них не чувствовалось. Словно старый солдат, замок был готов к бою, и мрачно смотрели его узкие бойницы. У ворот стояли солдаты СС в касках и с оружием, над центральной башней величественно реяло алое знамя с белым кругом в центре, внутри которого катилась черная свастика.
Заскрипели ворота, пахнуло жаром от нагревшихся на солнце стальных створок. Колеса грузовика зашуршали, вминаясь в землю, и машина с плененными разведчиками въехала во двор замка.
Глава 2
Сегодня рождается новая вера – миф крови. Соединив веру и кровь, мы отстаиваем божественную природу человека, его целостность. Нордическая кровь и есть та материя, которая должна заменить и преодолеть все старые таинства.
Во дворе замка трава, судя по всему, была вытоптана совсем недавно. Обширное пространство между стенами и собственно замком было почти пусто, лишь слева у стены виднелось нечто вроде гаража.
Пленников быстро выгрузили из машины и построили в ряд. Сопровождавший их офицер, тот самый унтерштурмфюрер Генрих, поспешил к одному из входов в центральное здание. Хлопнула дверь, и он скрылся в недрах здания, представляющего собой воплощенный кошмар архитектора. Башня, темная и угрюмая, словно горелый пень, высотой в несколько десятков метров, построена была, скорее всего, вместе со стенами. За прошедшие столетия многочисленные хозяева замка постоянно к ней что-то пристраивали. Левое крыло носило на себе отпечаток позднего Средневековья, а правое говорило о временах Возрождения.
На самом деле стены главной башни с трудом удалось бы пробить и из пушки. А ведь наверняка, как в любом уважающем себя замке, здесь должны были быть и подземелья, и секретный ход, ведущий далеко в сторону.
Вновь хлопнула дверь, и перед пленниками появился Генрих вместе с офицером более высокого ранга. Лицо у этого эсэсовца было морщинистым, как печеное яблоко, но фигура – плотная и мускулистая, как у борца. Он смотрел на пленников с интересом и явно был доволен.
– Очень хорошо, – сказал старший офицер, закончив беглый осмотр. – Мы хотели получить информацию о войсках русских. Теперь добыть ее – дело техники. Спасибо вам!
– Хайль! – вскинул руку унтерштурмфюрер.
– Возвращайтесь к своему подразделению, – продолжил старший офицер. – И передайте мою благодарность оберштурмфюреру Баллеру! Пусть продолжает выполнение возложенной на него задачи.
Генрих козырнул и побежал к машине. Мотор зарычал, и «студебеккер», оставляя вонючий хвост выхлопа, выехал с замкового двора.
Пожилой нацист еще раз осмотрел пленников и махнул рукой солдатам:
– В подвал номер пять.
Петра грубо толкнули в спину, хриплый голос над ухом рявкнул: «Шнель!».
Оставалось только переставлять ноги и стараться не упасть.
Разведчиков повели куда-то в сторону левого крыла, в торце которого обнаружилась небольшая дверца, охраняемая парой часовых. Затем они шли по длинному извилистому коридору и свернули в какой-то совершенно незаметный закуток, где отперли еще одну дверь – стальную, тяжелую, и стали спускаться по крутой винтовой лестнице.
На одном из поворотов Петр поскользнулся и рассадил коленку о камни. Зашипел сквозь зубы, но усилием воли сдержал крик.
Внизу оказалась площадка, освещенная тусклой лампочкой. Пахло мышами. За столом сидели двое нацистов в черной форме с нашивками сержантов. При появлении пленников они вскочили.
– В пятый, – сказал офицер, командовавший конвоирами.
Один из черных кивнул и принялся открывать огромным ключом замок, запирающий решетчатую дверь. Пока упрямый механизм скрежетал и стонал, не желая поддаваться, Петр успел рассмотреть, что закрытых решетками выходов здесь пять, плюс еще лестница наверх, по которой и привели пленников.
Дверь открылась, и разведчиков повели по совершенно темному коридору. Откуда-то доносилось еле слышное шуршание, и было очень сыро. Влага оседала на лицах противным скользким налетом, и стереть ее не было никакой возможности.
Наконец шедший впереди солдат остановился и поднял фонарь повыше. Тот же сержант, что открывал предыдущую дверь, возник рядом с ним сгустком черноты и загрохотал огромным засовом.
Массивная стальная дверь со страшным скрипом открылась, и в коридор пахнуло нечистотами.
Понукаемые пинками, пленники один за другим проходили в дверь. Когда настала очередь Петра, его ударили столь сильно, что он пробежал несколько шагов и, не удержавшись, упал. Как оказалось, лицом прямо в стену. Перед глазами вспыхнули искры, а лоб, казалось, треснул.
Чертыхнувшись, капитан со стоном повалился на сырой и холодный пол.
