Хлип-хлоп, не знающий границ и расовых различий, нашел еще одну жертву.
Через некоторое время гном, целый и невредимый (чудо номер один), выбрался из толпы троллей и, забыв про топор (чудо номер два), помчался к сородичам, пыхтя что-то ритмичное.
Пара минут была потрачена на переговоры, а затем все гномы, спрятав оружие, чтобы это ни в коем случае не выглядело нападением, неторопливо двинулись в сторону троллей.
Остальные «группы поддержки» с удивлением наблюдали за происходящим.
– Что у них там такое? – пробормотал Араэль. – Они должны драться, а не дерутся.
– Надо сходить на разведку, – предложил парикмахер Долголетэль, от скуки чуть не начавший стричь себя.
– Вот ты и иди, – послышалось с нескольких сторон.
К удивлению сородичей, парикмахер гордо выпрямился, изящным жестом откинул со лба прядь волос и изрек:
– Я прокрадусь так, что никто не заметит!
Он воинственно взмахнул ножницами, припал к земле и пополз туда, где тролли продолжали скакать, будто серые, непомерно разжиревшие кузнечики. Не заметить его было так же трудно, как восход солнца.
В рядах «Чистого Города» наблюдались разброд и шатание.
Скука способна одолеть самых стойких и идейных бойцов, а тут ее было столько, что хоть выставляй излишки на продажу.
– Проклятые нелюди! – бурчали лигисты. – Как они смеют веселиться, когда решается судьба города?
– Может быть, они задумали коварный план? – сказал Крак Мясоруб, который даже на фоне соратников выглядел параноиком.
Во взглядах, обратившихся на него, оказалось больше скепсиса, чем истовой веры. Но заслуженного ветерана бойни это не смутило.
– Точно-точно, – проговорил он. – Думают, как нас, людей, извести! Вон и гномы туда пошли! Надо немедленно это предотвратить, иначе они объединятся, и мы бесславно погибнем!
Для идейных борцов нет судьбы худшей, чем погибнуть бесславно. Они готовы бесславно жить, но уж если погибать, то так, чтобы потом об этом вспоминали век или два.
«Чистый Город» встревожился.
– Пойдем ближе к ним, – предложил господин Трижды, носивший в лиге звание полковника.
– Только все вместе, чтобы никто не догадался, – сказал еще кто-то.
Так или иначе, но через некоторое время тролли обнаружили, что оказались в кольце очень странных зрителей. Зрители эти смотрели в сторону, делились на группы и делали вид, что не замечают друг друга. Но уши их были повернуты туда, где Утонувший-во-Мху-по-Задницу исполнял композицию на тему «я упал на свою ногу и подняться не могу».
Заметив, что слушателей стало больше, он прервался, хмуро осмотрел толпу, состоявшую из гномов, эльфов, расистов и аристократов, после чего прокашлялся и сказал:
– Я вижу, наш сейшен стал больше. Йо! Оторвемся по полной так, что земля загорится. Сегодня вы, чуваки, узнаете, что такое хлип-хлоп, как узнали это мы! И пускай лопнет весь мир!
Он продолжил читать, время от времени подпрыгивая и подергиваясь в ритм словам. Сотни разумных существ следили за ним блестящими глазами, и хлип-хлоп пробивал дорогу к их сердцам, наполнял мозги колючим и сладким дурманом.
Упала на мостовую дубинка, выпущенная из рук одним из бойцов «Чистого Города». Аристократ из свиты Вейла Фукотана выкрикнул «йо!», а один из эльфов принялся рвать маскировочный плащ на банданы…
Старший хранитель музея Натуральной истории Простодрэль подошел, чтобы выяснить, нет ли в толпе змееморфов. Несколько минут он смотрел на происходящее, выпучив глаза, а затем развернулся и побрел к воротам. Толкнул калитку и вошел внутрь.
Безумие не может одолеть только того, кто и так безумен.
Калитка закрылась за спиной эльфа, а через некоторое время открылась вновь.
– Почти никого нет, – сказал выглянувший из нее Глагол Пис. – А те, что остались, чем-то заняты.
Вслед за ним из калитки появилась крайне молчаливая и испуганная толпа человек в пятнадцать. Советники и маги, в спешке наступая друг другу на пятки, двинулись вдоль стены, чтобы обойти тусовавшихся в центре площади любителей хлип-хлопа.
Убедившись, что никто не орет: «Хватай их!» – и не мчится в их сторону с растопыренными руками, прихлебатели Мосика Лужи перешли на одышливый, медленный бег.
Через пять минут они исчезли в окутанном вечерним сумраком городе.
Форн Фекалин ощутил, что на нем скрестились десятки взглядов, недоуменных, подозрительных и просто неприязненных. Он выждал мгновение, а затем позволил себе улыбнуться.
Чуть-чуть приподнял уголки рта.
Люди забыли, что именно обозначает эта гримаса, но их мохнатые, обитающие в джунглях родичи еще помнят.
Для них улыбка – это угроза. Как и для змееморфов.
Форн Фекалин подкинул им свою кандидатуру, точно кость, и теперь ожидал реакции. Он прекрасно знал, какой она будет: сначала удивление, потом возмущение и гнев.
Но все это не продлится долго, поскольку возмущаться и гневаться «достойнейшие горожане» уже устали.
– Но как… – первым подал голос жрец Бевса-Патера. – Кто ты такой? И почему именно ты?
– А почему я не могу быть мэром? А? – спросил Форн Фекалин.
Комнату затопил настоящий вал гневных восклицаний. Ректор Магического Университета свалился с потолка вместе с креслом, тролль саданул по стене так, что образовалась дыра. Гномы схватились за топоры, а остальные просто начали вопить, словно торговки на рынке.
Спокойными остались двое: Тощий Брык, задумчиво уставившийся на МЕНТа, и Потом Вытек, который от усталости несколько утерял нить происходившего и дремал на стуле.
Форн Фекалин почти видел, как в темных зрачках купца мелькают вспышки мыслей, и совершенно точно мог пересказать их содержание: мэром быть хорошо, но намного лучше быть тем, кто управляет мэром; этот парень – никто, так почему бы не поддержать его, а потом…
– Нет! Нет! Нет! – прорезался сквозь общий гвалт вопль Вейла Фукотана. – У него нет благородных предков! А на этот пост может претендовать лишь тот, у кого их было не меньше сотни!
– У меня никаких предков отродясь не было, – заявил тролль, угрожающе надвигаясь на аристократа. – Так что, это значит, я хуже тебя? Зато я могу превратить тебя в лепешку, и предки тебе не помогут…
Выбравшийся из-под обломков кресла Глав Рыбс глубокомысленно посмотрел на Форна Фекалина. Магический Университет никогда особенно не вмешивался в политику, кроме случаев, когда опасность угрожала ему самому, и ректор был готов проголосовать как угодно.
Лишь бы только эта галиматья поскорее закончилась.
Жрецы перестали орать и принялись обмениваться подозрительными взглядами. Каждый думал о том, чтобы соперники из других храмов не получили преимущества при новом мэре. И, похоже, Форн Фекалин в данном отношении был совершенно идеален.
Серх Локон почесывал подбородок, размышляя о том, что человек в кресле мэра – лучше, чем гном или выползень, и что тому всегда можно внушить нужные идеи, особенно если напомнить, кто именно за него проголосовал.
Генерал «Чистого Города» даже не подозревал, как он ошибается.
Во всем. Начиная с человека.
– А что, – сказал Тощий Брык, когда возмущение немного стихло, – стоит признать, что МЕНТ за срок службы не запятнал себя небрежением или злоупотреблением. Ведь так?
«Так, – подумал Форн Фекалин, – если забыть об убийстве мэра и о том, что срок моей службы равняется двум дням».
– В общем, да, – сказал один из гномьих старейшин.
